Житие преподобной Досифеи затворницы Киевской, часть 2
Октябрь 7th 2012 -
Продолжение. Начало Здесь.
(по житию, составленному священником Владимиром Зноско)
Долгое время после пострижения в рясофор прожил Досифей в пещере, проводя время в алчбе и жажде, терпеливо перенося тесноту, холод и различные страхования от бесов. О, если бы раскрылись уста сего великого подвижника, чтобы оповестить людям все ужасы духовного мира, всю борьбу с невидимыми врагами и различные искушения от бесов, которые он претерпевал, то в ужас пришел бы смертный человек и горько бы заплакал, сознавая свое бессилие и духовную нищету. И вот, слава о Досифее, как о великом подвижнике-прозорливце, удостоившемся даже Высочайшего посещения, стала разноситься по разным углам обширной матушки Руси!
Одаренный от природы светлым и обширным умом и имея в себе великую духовную опытность, Досифей привлекал к себе многие сердца православных христиан, а потому всякого рода нищие духом и больные сердцем являлись к нему целыми толпами за советом и утешением. Но Досифей никуда не выходил из своего убежища и никого не принимал к себе. Желавшие получить от него благословение и наставление могли беседовать с ним через маленькое окошечко.
А наставлять людей действительно было в чем. В то время на Руси водилось множество еретиков, лукавых лицемеров и пустосвятов, носящих овечьи шкуры, и рассевающих по лицу Русской земли различные ереси, расколы и суеверия, и тем самым прельщавших простой народ. Правда, Киев и Украина1 были отчасти вне опасности, но и у них была своя борьба. Борьба эта была благородная, разумно-христианская, и не с грубыми невеждами вроде протопопа Аввакума или Романа и Павла, своими бестолковыми выдумками возмущавшими на севере спокойствие Церкви, а с хитрыми, образованными и ненавистными иезуитами, наводнявшими Киев и окрестности своими грубыми и нелепыми толкования ми святых отцев.
Вот от этих-то лжеучителей и лжепророков и приходилось, зачастую, Досифею ограждать и оберегать суеверный, простой народ. Но не одни только простые люди пользовались его наставлением, приходили к нему за советом и лица знатного происхождения. Ибо нужда да людское горе куда только не прокрадываются? Доступна им и хижина бедного поселянина, пролезают они и в полные великолепия царские палаты!..
— Батюшка, — сказал Досифею один знатный киевский вельможа, — помогите!.. У меня случилось большое несчастье... Видно, Бог оставил и не слушает меня.
— А ты зачем затыкаешь уши свои от речей, коими умоляют тебя нуждающиеся?
Вот потому не слушает и тебя Господь.
“Иже затыкает ушеса своя еже не послушати немощнаго: и той призовет и не будет услышан...”.
Но ты не скорби... Это не беда еще... А будет горе, если Господь не послушает тебя, когда станешь молиться Ему об отпущении грехов.
— Батюшка, но ведь я молюсь... Молюсь ежедневно и, полагая утром и вечером множество поклонов, призываю имя Господне...
— Всуе трудишься, друг мой. Ибо зовешь Его одним только языком, но не сердцем. Если бы и сердце твое произносило молитвенные слова, то оно готово было бы повиноваться Тому, Кого исповедует своим Господом. Ступай же домой и размысли, что такое Господь и что ты перед Ним; сколько благ соделал Он для тебя и сколько делает; для чего живешь на земле и до чего доживешь в будущем. И вот, когда углубишься, то у тебя родится готовность исполнять волю Его неуклонно и не скажешь ты только языком: “Господи, Господи!” — а от всей души воззовешь: “Господи, помоги мне, и даруй силы ходить в воле Твоей!..” И тогда взывание твое будет приятным для Господа.
Вот так-то утверждал всех Досифей в христианских добродетелях и умел применять свою речь к положению, званию и состоянию каждого человека. Со старцами говорил о молитвенном упражнении и постоянном богомыслии, с молодыми — об опасности страстей и прихотей, с отцами — о воспитании детей, с детьми — о страхе Божием, и прочее. Но удивительнее всего было то, что особый дар слова соединялся в нем с прозорливостью. Он обличал тайные прегрешения, возбуждал к покаянию и предостерегал от будущих бед и искушений. Замечали, что когда Досифей давал просфору или жезл, то это означало выздоровление и благоденствие, а когда ладан, то этим предвещалась смерть...
Спустя двадцать лет со дня удаления Досифея в затвор, он вторично увидел перед собою родную сестру. Родители Досифея давно уже скончались, и удрученная тоскливым одиночеством сестра его решила посетить Киев. Помолившись здесь Богу, она пришла к затворнику Досифею и стала рассказывать ему о семейных несчастьях и о безвестно пропавшей сестре, которая не разыскана до сего дня. Она не узнала его, ибо, беседуя с родною сестрою, старец Досифей не показал своего лица. Прощаясь с нею, он дал совет не допытываться, если кто-либо из родных скрылся из дому ради Господа.
— Не препятствуй сестре жить, раз пошла она ради Господа. Лучше радуйся, что не пресмыкается, подобно тебе, греховными помыслами и не помышляет о земном, а возрожденная Духом свыше торжествует и спасается о Боге. Ибо “не имамы зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем...” (Евр. 13, 14).
Вскоре после означенных событий последовал в России указ, чтобы “отшельникам не быть нигде”, по причине последовавших на Руси некоторых злоупотреблений. Не желая быть нарушителями царского указа, лаврские старцы предложили Досифею переселиться в Лавру. По прибытии сюда, старец избрал себе место на Дальних пещерах и, не изменяя своих обычаев и жизненных правил, продолжал невозбранно жить там уединенно, затворником. Пищу он получал по желанию от Лавры, которую ему послушник определенный приносил тогда, когда подвижник сей считал нужною к употреблению.
Имя келейнику старца Досифея было Феофан. Родом из украинских земледельцев, он двенадцати лет лишился своих родителей и остался сиротою вместе с малолетним братом и сестрою. Шестнадцати лет Феофан принялся за земледелие. Однажды, когда он трудился в поле, Божественный свет озарил его душу и особенное умиление наполнило его сердце: в тот же час распряг Феофан волов своих, оставил землю, плуг и, даже не простясь с братом и сестрою, увлекаемый любовью ко Христу, пошел из родной стороны. По прибытии в Киево-Печерскую Лавру, он был принят в число послушников и, проведши в разных трудах 17 лет, был определен на служение подвижнику Досифею.
Много душевной пользы принесло Феофану сближение со старцем Досифеем. Будучи сердцем кроток и нравом послушлив, с детскою верою внимал он мудрым изречениям старца Досифея и, видя в них неиссякаемый источник благости и глубину мудрости, всячески старался подражать своему учителю в житии. И что же? Слушающий слова Господни и исполняющий их подобен строящему дом на камне, а слушающий, но не исполняющий, подобен строящему дом на песке. Так и Феофан, слушая и исполняя благие советы своего старца, приобрел силу побеждать страсти и помышления лукавого... Когда же Феофан был не в духе, и его смущали нечистые помыслы, прозорливый старец немедленно призывал его к себе и, утешая, говорил:
— Терпи, брат, терпи до конца и спасешься. Полюби скорбную жизнь ради спасительности великой и возбуди жаждания ее как пития. Оно горько, но целительно. А пришла беда — надо перенесть, ибо ее, как тесную одежду, не сбросишь. Не думай, что ропот избавит от беды. О, нет! Он только отягчит ее, а смиренная покорность и благодушие отнимут всякую тяготу от бед. Прими в рассуждение то, что если бы Господь захотел поступить с тобою по правде, то не такую беду послал бы тебе. А будешь терпеть да крепиться, Господь подаст тебе такую крепость духа, что другие будут только дивиться твоему горю да беде, а ты будешь радоваться да приговаривать: “Милые мои!.. Да мне и терпеть-то нечего!”
