Слово в день памяти священномученика Владимира (Богоявленского), митрополита Киевского и Галицкого. Митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир (Иким)
Январь 7th 2011 -
В то же время в Литве появились римо-католические миссионеры, но успеха не имели. На латинство литовцы смотрели как на религию жесточайших своих врагов – немецких рыцарей. Попытки обратить литовцев в «немецкую веру» кончились тем, что они схватили папских проповедников, пригвоздили к крестам и пустили вниз по реке Вилии с напутствием: «Пришли с Запада, ступайте на Запад».
Единственным вмешательством первых литовских князей в русскую церковную жизнь было стремление организовать в своем государстве отдельную митрополию. Правителям Литвы казалось, что русские подданные будут более лояльными, если перестанут подчиняться в церковном отношении Московским святителям.
Великий князь Литовский Витовт, враждовавший с Московским Великим князем Иоанном III, отправил посольство к Константинопольскому Патриарху (посвящавшему в те времена Первоиерархов Русской Церкви) с просьбой поставить для Литовской Руси отдельного митрополита. Однако Патриарх не пожелал разделять единую Русскую митрополию. Тогда Литовский князь понудил западнорусских епископов самочинно, вопреки канонам посвятить в митрополиты Киевские его ставленника Григория Самвлака. Но когда Самвлак умер, а отношения Литвы с Москвой потеплели, князь Витовт согласился признать право святого митрополита Московского Фотия на архипастырское окормление Литовской Руси. Так закончилась навязанная литовской властью «первая киевская автокефалия». Однако попытки правителей Литвы разорвать единство Русской Церкви не прекращались, и в 1458 году им удалось добиться от Царьграда учреждения в Юго-Западной Руси отдельной митрополии.
Положение православных в Литве начало меняться к худшему при великом князе Ягайло. Как все сыновья Ольгерда, Ягайло был православным, но изменил вере, прельстившись польской короной. Полякам он казался подходящим правителем: чтобы сделать его своим королем, они насильственно развели польскую королеву Ядвигу с горячо любимым ею мужем, немецким принцем, и заставили выйти замуж за Ягайло, в котором она видела «дикого зверя». Так из политического расчета польские паны надругались над Таинством Брака и над супружеской любовью своей королевы. Но короля они получили действительно удобного: в угоду им Ягайло перешел в католичество и даже отправился обращать в латинство родную Литву.
С этим намерением Ягайло, сопровождаемый папскими миссионерами, прибыл в Вильну и потребовал от подданных принять католичество, обещая наградить послушных и покарать непокорных. Посулы и угрозы подействовали: многие литовские язычники пришли креститься от латинских пасторов – сделавшие это получали в подарок образки, бусы, новые белые кафтаны и обувь. (Подобно этому действуют многие нынешние псевдохристианские секты, которые покупают человеческие души, спекулируя на человеческой нужде, и «обращают» в свое верование при помощи различных подарков, «гуманитарной помощи», валютных взяток и т. д.) Некоторые литовские бедняки, чтобы получить побольше подарков, приходили к латинянам креститься по два-три раза. Однако у многих литовцев, особенно знатных, внедрение «немецкой веры» вызвало возмущение, а русские подданные от Ягайло отшатнулись. Ягайло явился основателем римо-католической династии Ягеллонов, представители которой начали теснить Православие в своих владениях.
Зловещим для православных Юго-Западной Руси стало присоединение Литвы к Польскому королевству – Люблинская уния 1569 года. Вызванные на сейм в город Люблин королем Сигизмундом II Августом представители литовской знати долго не желали соглашаться на соединение государств, особенно упорствовали в нежелании слияния Литвы и Польши бывшие в составе литовского посольства русские. Но подкупом и различными интригами Сигизмунду II удалось посеять между литовскими посланцами раздор; в конце концов они согласились удовлетворить желание короля, но на коленях умоляли его, чтобы соединение государств не обратилось в рабство для их народа. Сигизмунд II поклялся в этом. Клятва короля была попрана его преемниками.
Польские паны завладели имениями в Юго-Западной Руси и с королевского соизволения обратили русских земледельцев в хлопов – крепостных крестьян. Хлопов паны за людей не считали и заставляли работать до седьмого пота, секли и даже казнили за малейшую провинность. Почти при каждом помещичьем доме стояли виселицы. Бедой для крестьян были и постоянные междоусобицы, которые затевали между собой поляки; отсюда родилась пословица: паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Поляки часто отдавали свои поместья в аренду евреям, причем давали им право судить и казнить крестьян. Особой формой издевательства над православными хлопами была отдача храмов в аренду евреям: без уплаты таким арендаторам откупа невозможно было совершать богослужения.
Не выдерживая всех этих надругательств, земледельцы бежали в Московскую Русь (требование возвращения таких беглых постоянно выдвигались Польшей в ходе дипломатических переговоров с Московскими государями) или уходили к запорожским казакам. Вольное казачество, как запорожское, так и южно-русское «городовое», ревниво хранило отеческую веру: главным условием приема в казаки было исповедание Православия. Но поляки начинали считаться с мнением казаков только тогда, когда те поднимали восстания и одерживали победу над королевскими войсками.
Оказавшись в составе Польско-Литовского королевства, исконные русские земли изменили свои названия. Именно тогда былые княжества Киевское, Черниговское, Переяславское и Новгород-Северское стали именоваться Малой Россией или Малороссией (как бы «умалившись» под иноземной властью, тогда как Московская Русь, обретая единство и свободу, возвышалась).
Православие в Польско-Литовском королевстве стало гонимой религией, всячески унижаемой и притесняемой польскими панами, которых подстрекало к тому латинское духовенство. Особого размаха гонения достигли при короле Сигизмунде III.
Фанатичный папист, Сигизмунд III пригласил в Польшу иезуитов. Правило ордена иезуитов: цель оправдывает средства – позволяло им добиваться своих целей любыми способами – от лжи и клеветы до тайных убийств, при этом они кощунственно утверждали, что действуют так якобы «во славу Господа Иисуса и на благо Церкви». Ставшее общеизвестным коварство иезуитов впоследствии заставляло остерегаться их не только на Руси, но и в некоторых странах Запада. Пользуясь своей изощренной методикой, иезуиты стали усердно насаждать в Юго-Западной Руси церковную унию.
Униаты – это, так сказать, католики второго сорта, которым папский Рим позволил служить на родном языке, а не на «первосортной» латыни. Но отпавшие в унию воспринимают все канонические и догматические извращения латинства: от искажения христианского Символа веры до признания Римского папы непогрешимым земным наместником Бога. Уния есть папистская хитрость: уступка национальным чувствам, а отнюдь не религиозной правде соблазняемого в латинство православного народа.
Явившись в Польшу, иезуиты полностью подчинили своему влиянию короля Сигизмунда III, так что польский монарх ходил с протянутой рукой по домам богатых панов, выклянчивая пожертвования на нужды иезуитского ордена. Накопив достаточно богатств, иезуиты развили активнейшую культурную деятельность среди русского населения, открыв ряд школ для обучения знатной молодежи. Педагогами иезуиты были действительно знающими и опытными, но в своих школах, как бы между делом, они искусно внушали учащимся презрение ко всему русскому, в первую очередь – к православной вере, которую пренебрежительно называли схизмой. В результате многие русские аристократы изменили отеческой вере, перейдя в унию или прямо в «первосортный» римо-католицизм. Некоторые делали это, будучи одурманенными иезуитской пропагандой, некоторые – из честолюбия (высокое положение в королевстве мог занять только римо-католик), некоторые – прельстившись роскошной и разгульной жизнью, которую вели польские паны. Такие ренегаты впоследствии гнали Православие с не меньшим остервенением, чем латинские фанатики.
Соблазн «высокообразованности» действовал особенно сильно. Утвердившись, иезуиты начали требовать от своих учеников обязательного принятия унии. (В иезуитских коллегиях в свое время обучались гетманы – предатели Виговский и Мазепа.) Желавшие продолжать учебу в европейских городах должны были принимать уже римо-католицизм. Некоторые совершали отступничество «образования ради», а потом возвращались в Православие, но совершенное предательство искажало их сознание, накладывало отпечаток латинской ереси на их мировоззрение. Среди таких были и стремившиеся к епископскому сану. Патриарх Досифей Иерусалимский заявлял по поводу латинских веяний в Черкасской стране, то есть в Киевской Руси: В стране, глаголемой Черкасской, суть мнози уже в Польше от латинов научени и бяху архимандриты и епископы, проповедуют латинские мудрования и даже тайно носят иезуитские ожерелья. Да будет повелено, дабы от тех, кои учатся в папежских местах, в священство не поставлять; в епископы не выбирать людей от Малыя и Белыя России, кои вскормились в школах латинских и полоцких. Однако, невзирая на предостережения Иерусалимского святителя, среди южнорусского епископата и клира множились учившиеся в папежских местах. Инок Иоанн (Вишерский) говорил, что такие архиереи вместо богословия учились хитростям человеческим, адвокатской лжи и диавольскому празднословию.
По наущению иезуитов Сигизмунд III начал осуществлять еще один антиправославный план – продвигать на епископские кафедры православных епархий правительственные кандидатуры: людей порочных, с запятнанным прошлым, честолюбцев и корыстолюбцев, которыми паписты могли манипулировать в своих целях.
Однако защиту родной веры взял на себя весь православный народ. Еще с середины ХV века в Юго-Западной Руси начали создаваться православные братства, которые занимались духовным просвещением, вели богословскую полемику с насадителями латинства, отстаивали свои святыни. Зная об упадке нравов южно-русской иерархии, Константинопольский Патриархат наделил эти братства статусом Патриарших ставропигий, то есть вывел из подчинения епархиальным управлениям и архиереям, обязав повиноваться только самому Патриарху Цареградскому.
Между тем группа подкупленных и развращенных архиереев готовила измену. Двое из них побывали в Риме и получили у папы «благословение» на обращение в унию всей Киевской митрополии. В 1596 году в городе Бресте был созван Собор Южно-Русской Церкви, вскоре разделившийся надвое – на Собор Православный, возглавленный прибывшим из Царьграда Патриаршим Экзархом, великим протосингелом Никифором, и униатское соборище под председательством митрополита-отступника Михаила (Рагозы) (совершенно незаконное как нарушающее волю Матери-Церкви, каковой в то время являлся Константинопольский Патриархат). Соборище изменников провозгласило унию, впоследствии получившую название Брестской. Православный Собор лишил священного сана и анафематствовал Михаила (Рагозу) вместе с его соумышленниками. Король Сигизмунд III объявил унию состоявшейся, а всех противящихся ей – преступниками. Это послужило предлогом для свирепейших гонений на Православие в его владениях.
Церковный историк М. В. Толстой так описывает совершавшиеся в то время жестокости: «Православный народ Южной Руси претерпевал тяжкие страдания за веру отеческую. Насильственное введение унии сопровождалось мучительством и страшными гонениями, какие бывали уже прежде. Дикий фанатизм короля Сигизмунда не уступал в свирепости языческим гонителям христианства – в Малороссию введены были войска и начались преследования вооруженной рукой. Пролилась кровь. Гетман Наливайко, пламенный защитник веры отцов, защищал родину, счастливо разбил поляков и старался возвратить слабых между духовными к долгу их по вере и жизни.
В 1597 году войсковые депутаты отправились по обыкновению на главный сейм. Наливайко вместе с ними явился засвидетельствовать верность королю. Но их всех в первую же ночь схватили и бросили в подземную темницу; здесь, ни днем ни ночью не давая отдыха гетману, сторожа будили его обухом секиры, а на третий день он и депутаты выведены были на площадь, посажены в медного быка и сожжены медленным огнем. Этим злодейством, нарушавшим все права политики и совести, рассудка и чести, не удовольствовались. Польские солдаты с обнаженными саблями принуждали в храмах народ преклонять колена и ударять себя в грудь по обычаю римскому и читать Символ веры о Святом Духе неправославно. Храмы насилием отнимали и объявляли униатскими. Духовенство латинское переезжало от храма к храму в повозках, в которые впрягали до двадцати и более человек вместо скотов. Те храмы, прихожан которых никаким насилием не могли вынудить к унии, отданы в аренду жидам; ключи храма и колокольни перешли в жидовскую корчму...»
В начале ХVII века Польша воспитала Григория Отрепьева (получившего одобрение и «благословение» папы Римского), а за ним – еще нескольких самозванных претендентов на Московский престол и спровоцировала в Русской державе Великую смуту. Пользуясь разорением Русской земли, король Сигизмунд III пытался завоевать ее всю: можно себе представить, что вышло бы для православного народа из владычества этого фанатика-паписта. Неудача, постигшая польского короля, побудила его с еще большей яростью преследовать собственных православных подданных.
В Юго-Западной Руси оставалось всего два сохранивших верность Православию епископа – Львовский Гедеон (Балабан) и Перемышльский Михаил (Копыстенский). После их кончины Киевская митрополия могла остаться без архипастырей, некому стало бы рукополагать священников, и иезуиты надеялись, что народ, потеряв своих духовных отцов, «волей-неволей» примет униатство. (Именно так впоследствии произошло в Галиции.)
Однако в 1620 году Киев посетил Патриарх Иерусалимский Феофан, по просьбе православного народа тайно посвятивший игумена Иова (Борецкого) в сан митрополита Киевского и хиротонисавший еще десять епархиальных архиереев.
Восстановление православной иерархии встревожило иезуитов. По их доносу Сигизмунд III объявил всех новопосвященных епископов «турецкими шпионами», которых следует выловить и казнить. От расправы архипастырей спасло только выступление казачества во главе с гетманом Сагайдачным. Но гонения на Церковь от поляков и униатов не утихали, и митрополит Киевский Иов (Борецкий) отправил в Москву посольство с просьбой к царю о принятии Юго-Западной Руси под его покровительство. Однако Московское государство еще не оправилось от ран Смутного времени, и царь Михаил Феодорович не решился нарушить мир с Польшей.
В середине XVII века казачество вновь поднялось на борьбу против нестерпимого папского произвола. Митрополит Киевский Сильвестр (Коссов) благословил гетману Богдану Хмельницкому возглавить восстание в защиту родной веры. Повстанцам удалось разбить польские войска под Зборовом, и король Ян Казимир подписал требуемый ими договор, предусматривавший упразднение униатства в Киевской Руси, возвращение Православной Церкви исконных прав и свобод, введение в сенат митрополита Киевского и двух православных архиереев. Однако вскоре поляки нарушили Зборовский договор. Казачество снова восстало, но потерпело поражение.
