Слово о прекрасном Иосифе. Преподобный Ефрем Сирин
Апрель 8th 2012 -
Так он заклинал Богом отцов, и немедленно ввергли его в ров эти лютые, ни Бога не убоявшись, ни клятвы не уважив, хотя у всех он обнимал стопы, и слезами омочал следы братий, вопия и говоря: «помилуйте меня, братия»; однако же тотчас ввергнут ими в ров. И Иосиф, ввергнутый в пустынный ров, в самых горьких слезах жалобным плачем оплакивал себя и отца Иакова, заливаясь слезами с несказанными воздыханиями вел свою речь, говорил же так: «Посмотри, отец Иаков, что случилось с сыном твоим; вот брошен я в ров, как мертвец. Вот ожидаешь ты, родитель, что возвращусь к тебе; а я лежу теперь во рву, как убийца. Сам ты, родитель, сказал мне: сходи навестить братьев своих, и воротись поспешней; и вот они стали как свирепые волки, и с гневом разлучили меня с тобою, добрый родитель. Не увидишь ты меня больше, не услышишь голоса моего, не обопрется уже на меня старость твоя. И я не увижу святых седин твоих, потому что ничем я не лучше погребенного мертвеца. Оплачь, родитель, чадо свое, и сын твой будет плакать по отце, потому что в детстве отлучен от лица твоего. Кто даст мне вещего голубя, чтобы пересказал он старости твоей плач мой? Не станет у меня, родитель, слез и воздыханий, ослабел и голос, и нет у меня помощника. О, земля, земля, вопиявшая к святому Богу о праведном Авеле, неправедно убитом (как есть предание от предков отцов, что земля вопияла к Богу о крови праведника), ты и теперь возопи к Иакову, отцу моему, и ясно скажи ему, чтó приключилось мне от братьев моих».
А жестокие, как скоро ввергли Иосифа в ров, сели сами есть и пить с радостию; как превозносится иной, победив врага, так и они с радостию сердца возлежали за трапезой. Когда же ели и пили в веселии, поднимают они вдруг глаза свои, и видят, что идут купцы Измаильтяне, держа путь в Египет, и на верблюдах везут благовония. И братья говорят друг другу: «гораздо лучше отдать нам Иосифа этим купцам чужестранцам; пусть идет и умирает он на чужой стороне, и наша рука не будет на брате нашем». И его, собственного брата своего, извлекли из рва, как дикие звери, и взяв за него цену, отдали купцам, не вспомнив о горести и печали отца своего.
Купцы, продолжая путь свой, зашли по дороге на место ипподрома, где гроб Рахилин; ибо там умерла Рахиль на пути ипподрома, когда Иаков возвращался из Месопотамии (Быт. 35, 19). Как же скоро увидел Иосиф гроб матери своей Рахили, притекши упал на верх гробницы, и возвысив голос свой, возрыдал в слезах, и в горести души своей вопиял, говоря так: «Рахиль, Рахиль, матерь моя, возстань из персти и посмотри на Иосифа, которого любила ты, чтó с ним случилось: вот преданный, как злодей, пленником отводится он в Египет в чужие руки. Братья мои, раздев меня донага, отдали в рабство, а Иаков и не знал, что я продан. Открой мне, матерь моя, гроб свой, и приими меня в свою могилу: пусть гроб этот будет одним ложем и для меня и для тебя. Приими, Рахиль, чадо свое, чтобы не умирать ему насильственною смертию; приими, матерь, меня, который так же внезапно лишился Иакова, как в детстве лишился тебя. Услыши, матерь моя, воздыхания сердца моего и приими меня в гроб свой; потому что глаза мои не в состоянии более проливать слез, и душа моя не в силах рыдать и воздыхать. Рахиль, Рахиль, не слышишь разве голоса сына твоего Иосифа? Вот насильно уводят меня; ужели не хочешь принять меня? Призывал я Иакова, и не услышал он голоса моего; вот и тебя также призываю, ужели и ты не слышишь меня? Здесь умру на гробе твоем, чтобы не идти мне в чужую землю, как злодею?»
Когда же Измаильтяне, взявшие Иосифа, увидели, что он пошел и лицем своим пал на гроб матери своей Рахили; тогда все в один голос сказали друг другу: «Этот юноша хочет произвести над нами волшебство, чтобы можно было ему уйти от нас, и не узнаем мы, как сделается он у нас невидимым. Поэтому возьмем его и свяжем из предосторожности, чтобы не ослепил всех нас». И подошедши к нему, сказали ему грозно: «вставай, наконец, и перестань чародействовать, иначе, избив тебя на гробнице, потеряем данные за тебя деньги». Когда же встал он, тогда все увидели, что лице его горело от горького плача, и каждый начал снисходительно спрашивать: «О чем ты плачешь? Ибо сильно беспокоишься ты, как скоро увидел этот гроб, пришедши сюда на путь ипподрома сего. Смело говори нам, отложив боязнь: какой твой промысл, и за чтó ты продан? Пастухи те, когда отдавали тебя, говорили нам: держите его крепче, чтобы не ушел у вас на дороге; мы за это не отвечаем, ибо вот сказали наперед. Итак скажи нам обстоятельно: чей ты раб? Тех ли пастухов, или другого какого свободного человека? И объяви нам: для чего ты с такою горячностию пал на гробницу? Мы купили тебя и стали господами твоими, расскажи нам все о себе. Если от нас это скроешь, то кому же можешь объявить? Ты раб наш, ужели же, как говорили нам те пастухи, думаешь убежать, как скоро ослабим за тобой присмотр? Но успокойся, и скажи нам откровенно: какое твое занятие? Нам кажется, что ты человек свободный, мы будем с тобой обходиться не как с рабом, но как с братом и сыном возлюбленным. Ибо видим в твоем поведении много свободы и много познаний. Достоин ты, юноша, того, чтобы предстоять царю и быть в почете с вельможами; потому что эта твоя красота скоро приведет тебя в великое благолепие и честь и могущество, и будешь нам другом и знакомым там, куда приведем тебя, чтобы жить тебе там в радости. Ибо, кто не полюбит такого отрока, который так прекрасен на вид, так благороден и мудр?»
Иосиф воздыхая сказал им в ответ: «Ни рабом я не был, ни чародеем, а также не за то, что преступился в чем-нибудь, отдан в ваши руки; но был я любимый сын у отца моего, а также самый милый сын у матери. Эти же пастухи мне братья; и отец послал меня повидаться с ними и узнать об их здоровьи; потому что нежный родитель заботился о них, так как несколько времени замедлили они на горах, почему и послан я отцом посмотреть их; и они, взяв меня, немедленно отдали вам в рабство, побуждаемые страшною завистию, разлучили меня с отцом, не терпя той любви, какою любил меня родитель; здешний же гроб — гроб матери моей, потому что некогда отец мой возвращался из Харрани, и держа путь в то место, где живет теперь, проходил здесь, и во время путешествия отца моего умерла здесь матерь моя, и погребена в этом гробе, который вы видите».
Они, выслушав это, пролили о нем слезы и говорят ему: «не бойся, молодой человек; для высоких почестей идешь ты в Египет; черты твои показывают твое благородство; радуйся лучше тому, что освободился от зависти и ненависти продавших тебя нам братьев».
Между тем, когда отдали Иосифа братья его, взяв они козла, поспешно закололи его, и кровью его вымарав ризу святого Иосифа, в тот же час послали к отцу своему, говоря: «нашли мы эту ризу, брошенную на горах, и тут же признали, что это одежда брата нашего, и все о нем в печали; потому-то, не нашедши брата своего, послали мы к тебе, отец, пеструю ризу Иосифову; признай и сам, точно ли она сына твоего; мы же все признали, что она Иосифова».
Увидел Иаков ризу и возопил с плачем и горьким сетованием, говоря: «Сына моего Иосифа это — одежда. Злой зверь съел сына моего». Рыдая же, говорил с тяжкими воздыханиями: «Почему не я лучше съеден вместо тебя, сын? Почему не меня прежде встретил зверь, чтобы, насытившись мною, оставить ему тебя, сын мой? Почему не меня лучше разорвал этот зверь, и не я стал снедию к удовлетворению его голода? Увы, увы мне, терзается сердце мое от печали об Иосифе! Увы, увы мне, где съеден сын мой, чтобы пойти мне туда, и над красотою его вырвать седые волосы свои? Не хочу более жить, не видя Иосифа. Сам я виноват в смерти твоей, чадо; предал тебя смерти, послав тебя идти пустынею, чтобы увидеть братьев твоих и пастухов. После этого буду плакать, чадо, и каждый час буду проливать слезы, даже во ад сойду к тебе, сын мой. И вместо тела твоего, Иосиф, положу ризу твою пред глазами, чтобы непрестанно проливать над нею слезы. И вот опять риза твоя, сын мой, подает повод к новому горькому сетованию. Вся она цела; а поэтому думаю, что не зверь съел тебя, милый сын мой, но человеческие руки раздели и заклали тебя. Если бы пожран ты был зверем, как сказывают братья твои; то риза твоя была бы разорвана на части, потому что зверю невозможно сперва раздеть тебя, а потом уже насыщаться твоею плотию. Если бы опять сперва раздел, а потом съел; то риза твоя не была бы замарана кровью; ни продранных когтями мест, ни язвин от звериных зубов нет теперь на ризе. Откуда же кровь? Опять, если зверь, съевший Иосифа, был один; то как мог он сделать все это? Вот, мне одинокому плач и горе, чтобы плакать об Иосифе и горевать над ризой; два у меня плача, два сетования, две самые горькие горести, об Иосифе и о ризе, как она снята с него. Умру я, Иосиф, свет мой, опора моя; риза твоя пусть со мною теперь сойдет во ад. Не хочу смотреть на свет без тебя, сын мой Иосиф. Пусть не остается во мне душа моя без твоей души, чадо мое Иосиф»!
Измаильтяне же, взяв Иосифа, бережно довели его в Египет, а вместе рассчитывали, что за красоту его получат деньги с какого-либо вельможи. И когда проходили они городом, вот встретился с ними вскоре Пентефрий, и увидев Иосифа, спрашивал у них, говоря: «Скажите, купцы, откуда этот юноша? На вас он не похож, потому что все вы Измаильтяне, а он прекрасен». Они же отвечали, говоря: «весьма благородный и очень сведущий это отрок». Дав им цену, какую хотелось им, купил он у них Иосифа. И введя его в собственный дом свой, расспросил, чтобы узнать об его воспитании. Как истинная отрасль святого семени праведного Авраама, Исаака и Иакова, преспевал Иосиф добродетелию и благонравием в Пентефриевом дому, и во взорах и в словах с каждым днем приобретая непременно высшую степень целомудрия, и непрестанно имея пред очами святого Бога своего, всевидящего Бога отцов, Который избавил его из рва смерти и от ненависти братьев. Впрочем, сердце его часто сокрушалось печалию об отце его, святом Иакове.
Метки: Ефрем Сирин
