В 1871 году для выпускной конкурсной работы в Петербургской академии художеств была предложена тема «Воскрешение дочери Иаира». Победитель награждался Большой золотой медалью и правом шесть лет жить за границей на казенный счет.
Главными претендентами были два товарища: Илья Репин и Василий Поленов. Они познакомились еще на уроках рисования с натуры. Точнее перед ними, когда шла битва за лучшие места. В этом классе был и амфитеатр, и бельэтаж, где можно было вольготно усесться, но студенты предпочитали место рядом с натурщиком. Там были жесткие, низкие сиденья. Они назывались «в плафоне». Отсюда лучше получались рисунки – модель ведь стояла близко. Поэтому, когда дверь в класс отворялась, толпа ураганом неслась вниз. Под мышкой у каждого было полено, им отмечались занятые места. В этих баталиях Илья и Василий часто оказывались рядом. «Поленов, — вспоминает Илья Ефимович, — очень любил плафон и всегда отдавал не имевшему места свой номер в бельэтаже. На скамьях амфитеатра полукругом сидело более полутораста человек. Но тишина была такая, что скрип ста пятидесяти карандашей казался концертом кузнечиков, сверчков или оркестром малайских музыкантов».
Кроме страсти к учебе, и одинакового возраста – оба родились в 1844 году – они были совершенными противоположностями. Невысокий, быстрый Репин. Высокий, рассудительный Поленов. Сын военного поселенца из Харьковской губернии, приехавший в столицу со ста рублями. И коренной петербуржец из дворянской семьи. Отец Поленова был известным дипломатом и археологом. Да и сам Василий Дмитриевич параллельно с Академией учился в университете на юриста. Для Репина другого пути, кроме как стать художником, не было: выиграет он в этом конкурсе или нет. Для Поленова, наоборот, многое зависело от того, как он справится с конкурсным заданием.

Иаир жил в Гадаринской стране, лежавшей на противоположном Галилее берегу Геннисаретского озера, и был земляком того счастливца, из которого совсем недавно Христос изгнал целый легион бесов, вошедших потом в свиней и бросившихся с крутизны в воду. Начальник синагоги был глубоко тронут рассказом бывшего бесноватого и теперь вместе со всеми жителями города ожидал нового прихода Назаретского Учителя. В Нем была последняя надежда отца на исцеление его маленькой дочери.

Приходит некто из дома начальника синагоги и говорит ему: дочь твоя умерла; не утруждай Учителя. Но Иисус, услышав это, сказал ему: не бойся, только веруй, и спасена будет.
Евангелие от Луки

Что такое смерть родного человека и связанные с ней переживания, Василий Дмитриевич по-настоящему узнает лишь через десять лет, потеряв свою любимую сестру-близнеца Веру Дмитриевну. Он будет страшно переживать. Кое-как придет в себя, женившись, а потом похоронит не прожившего и двух лет сына… Сейчас он ничего этого не знал, и сразу решил отказаться от изображения мертвой девушки. Он выбрал само мгновение чуда. То же самое сделал сперва и Репин.
В семье профессора архитектуры Шевцова Илье Репину в невесты прочили старшую дочь. Но не понимали: почему жених медлит с предложением. А Илья Ефимович тайно был влюблен в младшую Шевцову, Веру. Они познакомились, когда ей было девять. Теперь она стала шестнадцатилетней барышней, но родители считали ее совсем ребенком. Репин решил, что сделает предложение только когда закончит Академию.
В мастерской Репина все было заставлено этюдами и набросками к «Бурлакам». Но вот уже четыре месяца он запрещал себе подходить к Бурлакам, а занимался только «Дочерью Иаира». «Сначала я компоновал картину: переставлял фигуры, изменял их движение и главным образом искал красивых линий и классических форм. И в тоже время, под влиянием разговоров с Крамским, все более устанавливался в отрицании и классического направления, и академической школы во имя нашей русской самобытности. Наконец, дошло до того, что я решил совсем бросить академию и начать жизнь по-новому». Но это значило на год отложить помолвку. Он был в отчаянии.
И вот однажды, когда до конкурса оставалось уже мало времени, Репин возвращался от Крамского и вдруг совершенно ясно увидел эту сцену. «Мне представилось то настроение, когда умерла моя сестра Устя, как это поразило всю семью и дом и комнаты – все как-то потемнело, сжалось в горе и давило». Наутро он стер тряпкой всю свою четырехмесячную работу. Взял уголь и стал писать заново. «Холст начал втягивать меня своим мрачным тоном. К вечеру моя картина была уже столь впечатляюща, что у меня самого проходила какая-то дрожь по спине». Чтобы постоянно пребывать в нужном трагическом состоянии, он просил брата Василия, ученика консерватории, играть ему Бетховена. «Музыка переносила меня к моему холсту, я наслаждался этими звуками до бесконечности, они трогали меня до слез».

Придя же в дом, не позволил войти никому, кроме Петра, Иоанна и Иакова, и отца девицы, и матери. Все плакали и рыдали о ней. Но Он сказал: не плачьте; она не умерла, но спит. И смеялись над Ним, зная, что она умерла.
Евангелие от Луки

Дочери Иаира было 12. Устя умерла почти в том же возрасте. Теперь, когда пережитое было на некотором отдалении, Репин был поражен тем, как мало, в сущности, изменились люди со времен Христа. Мы по-прежнему «знаем», что есть смерть, и не верим в Воскресение, горько усмехаемся, когда нам говорят про вечную жизнь. Иаир пытается верить изо всех сил. Но только он один. На лицах его родственников нет надежды. Если они и не такие же трупы, то души их, во всяком случае, спят. Никакой благодарности за то, что Господь оставил все Свои дела и откликнулся на их горе. «Незачем было приходить! Девочка все равно уже умерла».

Но Он, выслав всех, берет с Собою отца и мать девицы и бывших с Ним и входит туда, где девица лежала. И, взяв девицу за руку, говорит ей: «талифа куми», что значит: девица, тебе говорю, встань.
Евангелие от Марка

Окончить картину к сроку Илья Ефимович не успел. Но и в таком виде она вызвала фурор на конкурсе. Причем в оценке ее сходились и профессора Академии, и противники академической живописи. Поленов вспоминал: «Я прошел в мастерскую к Репину и сел на кушетку в ожидании судьбы». Тут дверь распахнулась, и вошел их общий друг: «Ну, братья, поздравляю!» Они оба получают Золотые медали и могут оба ехать за границу.
Поленов отправился в Европу первым. Репин остался, чтобы закончить «Бурлаков» и жениться. Они встретились через два года в Париже. Там их приятельские отношения переросли в настоящую дружбу. «Часто, — вспоминает Илья Ефимович, — Булонский лес оглашался звуками русских песен». Они вместе работали, смотрели на картины западных мастеров и спорили об искусстве, о том, что важней: содержание картины или ее красота: что сказано или как сказано. «Какой же огромный талант у Репина. – Пишет Василий Дмитриевич домой. – Все, что он ни делает, какой бы пустяк это ни был, выходит у него так значительно, так интересно, что у другого и в огромной картине не находится. Близость моя с ним очень полезна, полезнее, чем десять лет Академии. И славный он малый, даром что талант, а простой, добрый, немного нервный и болезненный».
Это было счастливое время, но удивительно, бесплодное. Художники сами считали, что ничего стоящего тогда не создали. Репинского «Садко в подводном царстве» критика назвала «аквариумом», Поленовские пейзажи вообще никто не заметил. «Я чувствую, – писал Илья Ефимович Крамскому, – что во мне происходит реакция против симпатий моих предков: как они презирали Россию и любили Италию, так мне противна теперь Италия с ее условной до рвоты красотой». «В разных я местах побывал, — говорил Василий Дмитриевич Репину, — много разных чудес перевидел, а все-таки наша плоская возвышенность мне симпатичнее и родней».
После «Дочери Иаира» Репин долго не брался за религиозные сюжеты. «Наверное, это очень далеко от современности. Люди плохо знают Евангелие. Еще меньше понимают его. И совсем не собираются ему следовать». Крамской, написавший «Христа в пустыне» был почти не понят, Достоевский, опубликовавший «Бесов», назван сумасшедшим. А его «Бурлаки» уже висели в бильярдной комнате Великого князя, «и он мне жаловался, — вспоминает Илья Ефимович, — что стена вечно пустует: картину все время просят на разные европейские выставки».
Но сохранились рисунки, возможно, наброски неосуществленных репинских картин. На одном из них – разговор Христа с Никодимом, фарисеем, который пришел к Нему ночью, втайне от своих, «и сказал Ему: Равви! мы знаем, что Ты учитель, пришедший от Бога; ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог». Именно ему Спаситель говорит о Своей Миссии.
Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него. Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия. Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы. Евангелие от Иоанна
В конце семидесятых Поленов переселяется в Москву. Здесь они снова встречаются с Репиным. Пишут портреты друг друга. Летом едут работать в Абрамцево, где Василий Дмитриевич создает удивительный образ Благовещенья для Царских врат приусадебной церкви.
Но в этот период их взгляды на искусство начинают расходиться. Свое понимание задач живописи Репин выразил в письме к Крамскому: «Вы говорите нам надо двинуться к свету, к краскам. Нет. Наша задача содержание. Лицо, душа человека, драма жизни, дух истории. Вот наши темы». Он уезжает в Петербург. А Поленов остается в Москве. «Мне кажется, искусство должно давать счастье и радость, иначе оно ничего не стоит. В жизни так много горя, так много пошлости и грязи, что если искусство будет сплошь обдавать ужасами, то уже жить станет слишком тяжело».
В 90-е годы они оба участвуют в реформировании Академии, пишут новый устав. Но настроения Поленова кажутся чиновникам очень уж либеральными, и его вычеркивают из списка профессоров. Потом, спохватившись, начинают звать, но Поленов отказывается, ссылаясь на большую работу. Тогда ему пишет Репин: «Дорогой, Василий Дмитриевич! Ах, как жаль! Напрасно ты отказался. Отговорка твоя серьезным художественным трудом – вздор! Академические каникулы дают чистых пять месяцев, делай что хочешь. Знаешь, с твоей стороны даже бессовестно так лично относиться к такой человечной задаче».
«Дорогой Илья Ефимович, ты уж очень яростно на меня накинулся. Но уверяю тебя, ты ошибаешься. Во-первых, ни к кому у меня нет чувства мести. Во-вторых, ты говоришь, что бессовестно покидать ответственный пост – верно, но ко мне вряд ли приложимо». Поленов действительно взялся за большой труд. Жизнь Христа – цикл, над которым он проработает двенадцать лет.
«Я несказанно люблю евангельское повествование. Люблю этот наивный, правдивый рассказ, люблю эту чистоту и высокую этику, люблю эту необычайную человечность, которой насквозь проникнуто все учение Христа. Христос есть настоящий, живой человек, или Сын Человеческий, как он постоянно Сам Себя называл. Поэтому дело в том, чтобы и в искусстве дать этот живой образ, каким Он и был в действительности». Василий Поленов
Если Репин обвинял современников в том, что они не видят в Иисусе Бога, то Поленов полжизни отдал на то, чтобы проповедовать Христа-Человека. Чтобы спасти нас от рабства смерти и греха, Господь стал одним из нас. Он знал нашу немощь, наши беды и наши радости. Он также уставал и хотел есть, испытывал холод или томился от жары. В Его груди билось человеческое сердце. Он плакал вместе с нами и отзывался на каждую нашу боль. Только так и можно до конца понять, что идеал Евангелия достижим. Бог стал Человеком, чтобы и нас научить быть людьми. И Василий Дмитриевич и Илья Ефимович дожили до глубокой старости и стали добрыми прихожанами своих приусадебных храмов. Многое стало для них другим. Но ни один не захотел переписать картину, потому что главное, о чем надо было сказать, было сказано: Вера, Надежда и Любовь побеждают все.

И возвратился дух ее; она тотчас встала, и Он велел дать ей есть. И удивились родители ее. Он же повелел им не сказывать никому о происшедшем. Созвав же двенадцать, дал силу и власть над всеми бесами и врачевать от болезней, и послал их проповедовать Царствие Божие и исцелять больных. Евангелие от Луки
В 1901 году отмечалось тридцатилетие творческой деятельности Репина. За ее начало приняли день, когда в Академии была выставлена «Дочь Иаира». «Приветствую тебя, дорогой друг, – пишет ему Поленов, — Ты сразу стал во главе русского искусства и продолжаешь быть первым русским художником современности. Долго мы шли вместе, и я с радостью вспоминаю и наши хорошие отношения, и твою искреннюю дружбу. В последние годы мы внешне как бы разошлись, но внутренне остались близки как прежде». «И я, — отвечает Репин, — с удовольствием вспоминаю, как мы дружно учились и бескорыстно поддерживали друг друга. Я часто жалею, что тебя здесь нет. Но ты наслаждаешься не бесплодно свободой художника, делаешь свое дело независимо, неустанно».
В феврале 1905 года Поленов и Серов направили в Совет Академии знаменитое письмо: «Мрачно отразились в сердцах наших страшные события 9 января. Войска убивали беззащитных людей, и в памяти нашей запечатлена картина этого кровавого ужаса. Мы, художники, глубоко скорбим, что лицо, имеющее высшее руководство над этими войсками, пролившими братскую кровь, в то же время стоит во главе Академии Художеств, назначение которой — вносить в жизнь идеи гуманности и высших идеалов».
«Лицо», о котором говорили художники, был великий князь Владимир Александрович. Хорошо знавший его Репин сразу же ответил Поленову: «Я бы с удовольствием подписался под Вашим заявлением, если бы не знал, как оно далеко от правды. Войска в экстренных случаях выдаются в полное распоряжение полиции. И великий князь ничего не знал о том, что будет, это уже не его компетенция; Мне лично известно, что Владимир плакал, когда узнал, что было». Наступило новое охлаждение, которое закончилось лишь под конец жизни. В 1924-м, когда праздновалось восьмидесятилетие Поленова, Василий Дмитриевич получил коротенькую телеграмму на французском языке: «Felicitations sinceres, viel ami Riepin» – «Сердечно поздравляю, старый друг Репин».