Книга Иова. Уильям Блейк
Апрель 12th 2010 -
Кто бо дал бы! Да напишутся словеса мои и положатся в книге вовек! И на доске железной и олове, или на каменьях изваяются! Ведь я знаю, что Искупитель мой жив, и на земле воскресит кожу мою, терпящую всё сие, потому что это от Господа мне совершается, и я во плоти моей увижу Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его.
Книга Иова
Книга Иова
«В течение сорока лет не было ни единого дня, чтобы я не брался за медную доску. Гравирование – это ремесло, которому я учился, мне не стоило и пытаться жить иным трудом. Мои небеса – это медь, а земля моя – это железо». Так писал о себе в начале девятнадцатого века многострадальный Уильям Блейк. Одна из комнатушек служила им с Кейт гостиной, другая – спальней, кухней, кабинетом и мастерской. Вещей почти не было. Жена ходила в простом, несвежем платье. «От бесконечных невзгод, она давно утратила былую красоту, если не считать той, что придавала ей любовь и говорящие глаза, сверкающие и чёрные». Таким видел этот очаг один из редких его друзей, молодой художник Джон Линнелл. Обманутый лучащейся улыбкой Блейка, он, хоть и помогал по мере сил, но ещё не осознавал всей серьезности положения. И только когда мастер поменял на еду коллекцию своих любимых гравюр, многие из которых он собирал с детства, Линнелл забил тревогу и каким-то чудом вытянул из Королевской академии живописи 25 фунтов «на помощь способному рисовальщику и гравёру, который работает в тяжелых жизненных условиях». Потом заставил его нанести визит одному богатому портретисту, и тот прислал чек на 100 фунтов, от которых мистер и миссис Блейк плакали слезами радости. И, наконец, на шестьдесят пять лет, Джон сам преподнёс учителю аналогичный подарок – заказ на 20 гравюр из Книги Иова; по пять фунтов за каждую.
Был человек в земле Уц, имя его Иов; и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла. И родились у него семь сыновей и три дочери. Имения у него было: семь тысяч мелкого скота, три тысячи верблюдов, пятьсот пар волов и пятьсот ослиц и весьма много прислуги; и был человек этот знаменитее всех сынов Востока.
Книга Иова
Наверное, он чувствовал, что такого масштаба работы он больше выполнить не сможет, это итог. Сюда должна была войти вся красота, все главные образы его жизни: Дюрер, которого он считал учителем, любимый Гендель, готика и детство. Как сыновья и дочери Иова, маленький Уильям некогда прижимался к своей маме, читавшей ему Библию. Он знал её всю наизусть, но поскольку рос он в пуританской семье, то самые сильные впечатления производили на него грозные пророчества.
И было ко мне слово Господне: сын человеческий! если бы какая земля согрешила предо Мною, вероломно отступив от Меня, и Я простер на нее руку Мою, и истребил в ней хлебную опору, и послал на нее голод, и стал губить на ней людей и скот; и если бы нашлись в ней сии три мужа: Ной, Даниил и Иов, — то они праведностью своею спасли бы только свои души, говорит Господь Бог.
Книга пророка Иезекииля
Как-то, захлёбываясь от волнения, он сообщил матери, что видел пророка Иезекииля – там, под деревом, – но его наказали, чтоб не сочинял. Тогда, хоть это и плохо у него получалось, он стал скрывать свои видения или, как он их позднее назвал, визионерские опыты, но тем не меньше старался быть праведником, чтобы хоть его бедную душу помиловал Господь.
Подобно Иову он мечтал увидеть Бога своими глазами, и вот однажды, ещё подмастерьем, учась рисовать в соборе Вестминстерского аббатства, Блейк замер перед иконой, которая называлась «Ветхий днями». И с этого мгновенья он носил её в сердце до конца дней.
В молодости Блейк влюбился в одну барышню и сделал ей предложение руки и сердца. Та ответила согласием «дружить». А когда бедный Уильям посетовал на то, что она встречается же с другими мужчинами, широко раскрыла глаза и спросила: «Ты что, болван?»
«И это, — пишет Блейк, — излечило меня от ревности». Но не от сердечной раны, которой он поделился со всей откровенностью в гостях у огородника Баучера, на окраине Лондона. Дочь хозяина, мисс Кэтрин, была тронута этим рассказом до глубины души и выразила своё сочувствие.
— Так ты жалеешь меня? — спросил Блейк.
— О, да! Ещё как!
— Раз так, то я тебя люблю!
Через год, необходимый, чтобы подкопить на свадьбу, их обвенчали, и Уильям провозгласил себя «Джентльменом в брачных узах» — большое звание для ремесленника.
Они прожили вместе сорок пять лет, душа в душу, и разлучались за всё это время только на две или три недели. Известно два случая, когда он вспылил. Однажды она сказала: «Деньги кончаются, мистер Блейк», а он ответил: «Да, черт с ними, с деньгами!» В другой раз он вспылил, когда Кейт поспорила с его младшим братом Робертом. Но этого уж никак нельзя было делать, потому что Роберт был его единственным другом и единомышленником.
Добро, Терпимость, Мир, Любовь
В несчастье мы зовем
И сим достоинствам святым
Возносим наш псалом.
Добро, Терпимость, Мир, Любовь –
Все это Бог Благой;
Добро, Терпимость, Мир, Любовь –
Все это мы с тобой.
О если б образ наш святой
В себе мы берегли –
Где Мир, Терпимость и Любовь,
Мы Бога бы нашли.
«Я очень редко делю общество с мистером Блейком, — говорила Кейт, — он вечно пребывает в Раю». В их первые годы, самые безмятежные и светлые, он начал писать «Песни Невинности». Для взрослых и детей, которых они очень ждали. Но детей всё не было, и скоро он уже рисовал «Жалобы Иова» и «Смерть жены Иезекииля». В 1787 году умер юный Роберт. А в 89-ом в Лондоне провели грандиозную Шекспировскую выставку, на которую позвали всех виднейших живописцев и гравёров тех лет. Всех, кроме Уильяма. Так что, заканчивались «Песни Невинности», которые он создавал пять лет, уже немного в ином настроении.
«Где ты, отец мой? Тебя я не вижу,
Трудно быстрей мне идти.
Да говори же со мной, говори же,
Или собьюсь я с пути!»
Долго он звал, но отец был далеко.
Сумрак был страшен и пуст.
Ноги тонули в тине глубокой,
Пар вылетал из уст.
Это стихотворение называется «Заблудившийся мальчик». Правда, сразу за ним идёт «Мальчик найденный», в котором Господь спасает ребёнка. Блейк боролся и искал возможность для публикации иллюстрированных песен, не неся в тоже время расходов на литературную печать. И вот однажды во ему сне явился Роберт и, как пишут современники, «решительно направил брата на тот путь, по коему надлежало далее следовать». Прямо на меди нужно было вывести рисунок и буквы, покрыть их воском и опустить в кислоту. Незащищенные части разъедались, а стихи и живопись на доли миллиметра выступали над поверхностью доски. Так появились его знаменитые иллюминованные книги.
Поскольку Блейка все считали сумасбродом, про него ходило много анекдотов. Но одну историю никак нельзя считать выдуманной, поскольку рассказал её правительственный служащий, человек весьма почтенный и трезвый, которого звали Томас Баттс. Однажды, заглянув к Блейкам, он обнаружил, что они сидят в летнем домике, «полностью освободившись от постылых нарядов», которые род людской носит со времён грехопадения. «Входите же! – воскликнул Блейк, — Здесь только Адам и Ева, вот и всё!» Супруги декламировали отрывки из «Потерянного Рая», превращая свой садик в Едемский сад и скандализируя недоумевавших соседей.
Так три года подряд ходил Исаия, нагой и босой, предвозвещая поражение египтян и эфиопов в войне с Ассирией. И в этом была причина экстравагантного поведения художника. «Принимать пророка как пророка, – говорил он, – это обязанность, каковая, ежели ею пренебрегают, мстит за себя более сурово, нежели иной грех и злодеяние. Тот, кто насмехается над искусством, насмехается над Иисусом».
Но вольным улицам брожу,
У вольной издавна реки.
На всех я лицах нахожу
Печать бессилья и тоски.
Мужская брань и женский стон
И плач испуганных детей
В моих ушах звучат, как звон
Законом созданных цепей.
Здесь трубочистов юных крики
Пугают сумрачный собор,
И кровь солдата-горемыки
Течет на королевский двор.
А от проклятий и угроз
Девчонки в закоулках мрачных
Чернеют капли детских слез
И катафалки новобрачных.
Одно из самых знаменитых стихотворений Уильяма, «Лондон», было создано под влиянием книги пророка Захарии, заставшего похожую картину на улицах Иерусалима. Англия посмеялась над своим обличителем, и все его коммерческие планы провалились. Тогда на обратной стороне «Песен Невинности» он начинает гравировать «Песни Опыта», зеркально опровергающие первые стихи.
Так же последовательно Иов, лишившийся всего, что мы зовем земным благополучием, оспаривает книгу Бытия – слова Бога, сказавшего при сотворении мира: «Да будет свет!»
Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек! День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет! Да омрачит его тьма и тень смертная, да обложит его туча, да страшатся его, как палящего зноя! Ночь та, — да обладает ею мрак, да не сочтется она в днях года, да не войдет в число месяцев! О! ночь та – да будет она бесплодна; да не войдет веселье в нее!
На что Он дает страдальцу свет и жизнь тому, кто душой удручен, кто хочет смерти, и нет её? Вздохи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода, ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне. Нет мне мира, нет покоя, нет отрады, но пришла смута!
Книга Иова
Однажды рядовой по фамилии Скофилд забрёл во двор, где жил Блейк, поболтать с садовником. Уильям поинтересовался, что посторонний делает на его территории. Последовал обмен репликами, который кончился тем, что гравёр крепкими руками вытолкал солдата за шиворот из ворот и протащил по переулку, ругая короля и его армию. Это было в августе 1803-го, когда Англия готовилась к войне с Наполеоном, и дело запахло государственной изменой. Скофилд, во всяком случае, подавая в суд, настаивал именно на ней, утверждая, что даже жена этого смутьяна, выбежав на шум, заявила, «хоть она и женщина, но будет биться на стороне Бонапарта до последней капли крови». Блейку грозил большой штраф или тюрьма, что в его положении, в общем-то, означало одно и тоже. Слава Богу, на суде выяснилось, что рядовой был, судя по всему, пьян, и Уильяма оправдали. Но нервотрёпка, связанная со всей этой историей, так подействовала на Кейт, что она серьезно заболела, и были даже основания опасаться за её жизнь. И из его груди вырываются горькие строки: «Для чего я родился с обличьем иным, Для чего я с народом не схож остальным? Все сторонятся взглядов моих и речей! Замолкаю – и тоже теряю друзей!»
20 лет длилось его богоборчество. «Я провел их подобно цепному рабу на мельнице, среди животных и бесов. Но я благодарю Бога, за то, что сумел отважно продолжать свой путь в темноте». Но вот в Лондон привезли работы Микеланджело и Дюрера. Он чуть ли не случайно туда забрёл, и вдруг, — пишет Блейк, — «меня вновь озарил свет». Он тут же начинает рисовать Христа, и Томас Баттс, поддерживая это пробуждение, заказывает ему акварели на тему Иова, многие из которых станут потом гениальными гравюрами.
Господь отвечал Иову из бури и сказал: кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла? Препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне: где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Кто положил меру ей, если знаешь? или кто протягивал по ней вервь? На чем утверждены основания ее, или кто положил краеугольный камень ее, при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости?
Господь выходит на суд с Иовом и грозно, в клочки, разметает всё, в чем несчастный имел дерзость обвинять Творца. И также зеркально отвечает на все «проклятые вопросы» человечества. А Иов – поистине единицы могут сравниться с ним в искренности, — в эти мгновенья был счастлив; это был триумф его веры, и ему даже не важно было, жив он или мёртв, и что с ним сейчас будет: «Я знаю, что Ты все можешь, — сказал он, — и что намерение Твое не может быть остановлено. Я говорил о том, чего совсем не понимал, и не мог вместить. Но только потому, что раньше я лишь слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле».
И что же происходит? Бог с гневом обличает... друзей Иова за то, что они говорили о Нём не так верно, как Иов. Ибо все они только соблюдают закон, условия договора, чтоб жить спокойно, а он – любит своего Создателя.
И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние: у него было четырнадцать тысяч мелкого скота, шесть тысяч верблюдов, тысяча пар волов и тысяча ослиц. И было у него семь сыновей и три дочери. И нарек он имя первой Горлица, второй — Корица, а третьей – Румяна. И не было на всей земле таких прекрасных женщин, как дочери Иова, и дал им отец их наследство между братьями их. После того Иов жил сто сорок лет, и видел сыновей своих и сыновей сыновних до четвертого рода; и умер Иов в старости, насыщенный днями.
Книга Иова
Заканчивая альбом Иова, Блейк вывел на обложке монограмму «WB», почти такую же, как у Дюрера, и отдал Джону. Никакой прибыли из этого заказа Линнеллу извлечь, разумеется, не удалось, он едва лишь покрыл расходы, и он долго ещё, в надежде на лучшие времена, хранил у себя доски и тираж. Главным образом, чтобы не расстраивать Блейка, которому он еженедельно отдавал ему по два-три фунта, как бы «с продаж», и Уильям не знал, как его благодарить.
Последние годы старик прожил, можно сказать, абсолютно счастливо. У него появилось несколько новых друзей – юных музыкантов и художников, готовых часами слушать его откровения, и новые заказы из «Божественной комедии» и Библии.
Несколько человек, были с ним в тот торжественный вечер, когда он умирал. «Взяв карандаш, купленный на один из последних шиллингов, он сказал плачущей Кэтрин: «Просто посиди, как ты есть. Я нарисую твой портрет – ведь ты была моим ангелом». Закончив набросок, он стал говорить, что всегда будет рядом с ней, что он счастлив, потому что уходит в тот край, который всю жизнь мечтал узреть своими глазами, и что он надеется получить спасение от Христа. А перед самой кончиной лик его просветлел, глаза засверкали, и он запел песню о том, что видит на небесах».
В одном мгновеньи видеть Вечность,
Огромный мир – в зерне песка,
В единой горсти – Бесконечность
И небо в чашечке цветка.
Уильям Блейк
Елена сказал:
Апрель 13th, 2010 at 22:18
+++++ Никогда не интересовалась творчеством Блейка, его личностью, но этот материал прочитала с живым интересом. Благодарю просвещение.