Быть или не быть? Шекспир
Апрель 1st 2010 -
Всякую мерзость Господь ненавидит и неприятна она боящимся Его. Он от начала сотворил человека и оставил его в руке произволения его. Он предложил тебе огонь и воду: на что хочешь, прострешь руку твою. Пред человеком жизнь и смерть, и чего он пожелает, то и дастся ему.
Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова
Быть иль не быть, вот в чем вопрос.
Достойно ль Души терпеть удары и щелчки
Обидчицы судьбы иль лучше встретить
С оружьем море бед и положить
Конец волненьям? Умереть. Забыться.
И все. И знать, что этот сон — предел
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.
Уснуть. И видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот объясненье. Вот что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
А то кто снес бы униженья века,
Позор гоненья, выходки глупца,
Отринутую страсть, молчанье права,
Надменность власть имущих и судьбу
Больших заслуг перед судом ничтожеств,
Когда так просто сводит все концы
Удар кинжала? Кто бы согласился
Кряхтя под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться.
Так всех нас в трусов превращает мысль.
Так блекнет цвет решимости природной
При тусклом свете бледного ума.
Когда Шекспиру было шестнадцать, в речке Эйвон, протекающей по его родному Стратфорду, утонула прелестная девушка — Катерина Гамлет. И событие это было печально вдвойне — тем, что хоронили несчастную без отпевания, поскольку подозревали самоубийство.
Через два года Уильям женился на женщине, которая была его восьмью годами старше, и очень скоро стал отцом троих детей. Дочкам он дал библейские имена, Сусанна и Юдифь, а вот сына назвал Гамлетом. В память о будущей Офелии и, может быть, из любви к искусству.
Пьеса о доблестном датском принце, родном внуке нашего Рюрика, была весьма популярна и её часто привозили бродячие актёры, которых стали пускать в Стратфорд с тех самых пор, как городским главой стал папа Уильяма, перчаточных дел мастер Джон Шекспир.
Даже десять лет спустя трагическая история молодого наследника, который притворился сумасшедшим, чтобы отомстить дяде за убийство отца, ставилась так часто и в таком количестве вариантов, что Шекспир даже при всей его любви к заимствованиям вообще мог бы и не взяться за этот сюжет, если бы из жизни один за другим не ушли два самых близких ему человека — Гамлет Шекспир и Джон Шекспир.
Королева:
Ах, Гамлет, полно хмуриться, как ночь
Взгляни на короля подружелюбнее
До коих пор, потупивши глаза,
Следы отца разыскивать во прахе?
Так создан мир: что живо, то умрёт
И вслед за жизнью в вечность отойдет.
Гамлет:
Так создан мир…
Королева:
Что ж кажется тогда
Столь редкостной тебе твоя беда?
Гамлет:
Не кажется, сударыня, а есть. Мне «кажется» неведомы
...
(Является дух)
Горацио:
Принц, смотрите:
Вот — он идет!
Гамлет:
О ангелы святые!
Вы, силы неба, защитите нас!
Дух мира ты или проклятый демон?
Несешь ли ты небес нам дуновенье
Иль вихри адские? Погибель нам
Или добро замыслил? Только ты
В таком заманчивом приходишь виде,
Что должен я с тобою говорить.
Зову тебя, о Гамлет, о король!
О мой отец и царственный датчанин!
Да отвечай же мне! Не допусти,
Чтоб от неведенья растреснулся мой череп!
Скажи, как это сталось, что твои
В смерть заключенные святые кости
Покров свой разорвали? Что гробница,
Где ты, мы видели, так спал спокойно,
Раскрыла над тобой тяжелый мрамор,
Чтобы тебя извергнуть? Что нам думать
О том, что ты, мертвец, лишенный жизни,
Под блеском месяца вновь оживаешь
И, в сталь закованный, в час тихий ночи
Вселяешь ужасы, и нас, безумцев,
Что родились такими, недоступным
Для разумения приводишь в трепет?
Открой нам: что это? зачем? и что
Нам делать?
Горацио:
Он дает вам знак,
Чтоб отошли вы в сторону: как будто
О чем-то вам желает сообщить.
Марцелло:
Смотрите, как приветливо он манит,
Чтоб вас отвлечь куда-нибудь подальше.
Вы не ходите, принц.
Горацио:
Ни под каким
Предлогом!
Гамлет:
Он все манит!
Иди вперед — я следую!
Горацио:
Останьтесь,
Мой добрый принц!
Гамлет:
Вы... руки прочь!
Горацио:
Послушайтесь! Мы вас не пустим.
Гамлет:
Судьба зовет меня — и в каждой мышце
Я чувствую могучесть львиной силы...
Опять, опять манит? Пустите, господа!
Клянусь — я в духа обращу, кто станет
Меня держать. Я говорю вам — прочь! —
Иди! я за тобой.
(Дух и Гамлет уходят.)
Первая речь Гамлета, которая, едва он остается один, выливается в монолог, объясняющий действительную причину его страданий. Любовь — единственный известный ему смысл жизни — оказалась мечтой; растаяла на его глазах, когда через месяц после смерти отца, мать вышла за другого. «О Боже, зверь, лишенный разуменья, томился б дольше!» Если так создан мир, если он только театр, то непонятно зачем быть.
О если б этот грузный куль мясной
Мог испариться, сгинуть, стать росою!
О если бы Предвечный не занес
В грехи самоубийства! Боже! Боже!
Каким ничтожным, плоским и тупым
Мне кажется весь свет в своих затеях.
Глядеть тошнит! Он одичалый сад,
Где нет прохода. Низкий, грубый мусор
Глушит его.
Рай одичал. Адам и Ева вкусили от древа, зная, что в этот день они «смертью умрут». И что теперь? Жить или не жить, когда «завистью дьявола смерть вошла в мир»? Пять лет Шекспир не мог ответить себе на этот вопрос. С августа 1596-го, когда после чумы и двух пожаров в Стратфорде начался голод и унёс одиннадцатилетнего Гамлета; и до того времени, пока не заболел отец, с которым они успели пофилософствовать вдоволь.
Гамлет:
А долго ли человек может пролежать в земле, прежде чем сгниет?
Могильщик:
Да ежели он еще не успел сгноить себя до своей смерти, потому что трупы людей, весело поживших, по большей части едва могут дотянуть до своего погребения, так он, пожалуй, прогниет там восемь лет, а не то и девять лет. Кожевник — непременно девять лет.
Гамлет:
Отчего же кожевник дольше, чем другие?
Могильщик:
Оттого, сударь, что от постоянного обращения с его ремеслом, у него кожа при жизни до того продубится, что и вода долго не берет ее. А вода, видите ли, злейший губитель ваших непутевых трупов. Вот череп: этот пролежал вам в земле двадцать три года.
Гамлет:
Чей же это?
Могильщик:
Да был-то он, признаться, самого-таки беспутнейшего из сорванцов! Чей бы вы думали?
Гамлет:
Почему мне знать; не знаю.
Могильщик:
Вот уж этот был — истинно полосатый шут, провались он совсем! Раз как-то он с головы окатил меня, разбойник, целою бутылкою рейнвейна! Этот череп, сударь, — череп Йорика, Йорика, королевского шута!
Гамлет:
Этот?
Могильщик:
Да, самый этот.
Гамлет:
Дай мне посмотреть. О! Бедный, бедный Йорик! Ведь и я знал его, Горацио! Это был человек неистощимой веселости, с чрезвычайно живою фантазиею. Тысячу раз он меня нашивал у себя на спине, а теперь... Каким ужасом наполняет он мое воображение! Меня так и хватает за горло. Здесь, на этом самом месте, у него были привешены губы, в которые я целовал его — уж и не знаю, сколько раз.
Английское «The Globe» перевели у нас как «Глобус», но это не совсем точно: Геркулес у входа в знаменитый театр держал на своих плечах не модель земного шара, а саму Вселенную, о чём и говорила латинская подпись, придуманная, кончено, Шекспиром: «Весь мир лицедействует». Это был только что построенный, на самом деле, геркулесова размера зал, самый большой в Лондоне, на полторы тысячи человек, которых, правда, надо было ещё собрать. В первую осень Уильям подарил родной сцене «Юлия Цезаря», «Как вам это понравится» и «Двенадцатую ночь», ставшую, по большому счёту его последней комедией. На следующий сезон, 1601 года, он с головой ушёл в «Гамлета», ничего другого не писал и почти не играл. Собственно, по незначительным ролям, которые обычно доставались Шекспиру, так что неискушенный зритель порой даже не знал, что перед ним автор и режиссёр, можно считать, что, прежде всего, в нём ценили дар драматурга. Тем более что это был разгар «театральной войны», серьёзнейшую конкуренцию взрослым актёрам составляли дети, и одержать победу мог только захватывающий сюжет.
Дух:
Слушай!
Гамлет:
Жду.
Дух:
Мой час уж недалек, когда я должен
Вернуться в страшный, серный пламень.
Гамлет:
О, бедный Дух!
Дух:
Нет, не жалей, а слушай
Внимательно, что должен я сказать.
Гамлет:
Я слушаю: внимать тебе — мой долг.
Дух:
И долг твой — отомстить, когда услышишь.
Гамлет:
Что, отомстить? Кому?
Дух:
Внимай, внимай мне, сын мой!.. О, внимай!
И если ты когда любил отца...
Гамлет:
О Боже!
Дух:
Отомсти его убийство
Бесчеловечное и гнусное!
Гамлет:
Убийство?
Дух:
Гнуснейшее; но из среды подобных —
Еще гнусней, неслыханней, лукавей!
В опасной близости от «Глобуса» стояла арена для травли медведей, и если б Шекспир лил на своей сцене мало крови, зритель знал бы, куда идти. Но на этот раз медведи могли быть довольны — в трагической истории Гамлета — тройная месть. За смерть отца Клавдию рвётся воздать Фортинбрас, за ним — Лаэрт, и, наконец, — Гамлет.
Первый гнев легко удаётся переключить на жалкий клочок Польской земли — тут король не виноват; вторую угрозу, с гораздо большим риском и трудом — на Гамлета, ну а третий… Вот, где была загадка: почему он медлит, когда у него есть все основания и все возможности? Народ любит наследника, и в щепки разнёс бы дворец, кинь он клич. Но принц совсем не жаждет крови и прикладывает много усилий, чтобы напустить в свое сердце желчь.
Ну и осел я, нечего сказать!
Я, сын отца убитого, на мщенье
Подвинутый из ада и с небес,
Как проститутка, изливаю душу
И громко сквернословью предаюсь,
Как судомойка! Тьфу, чёрт!
Проснись, мой мозг! Я где-то слышал,
Что люди с темным прошлым, находясь
На представленье, сходном по завязке,
Ошеломлялись живостью игры
И сами сознавались в злодеяньях.
Убийство выдает себя без слов,
Хоть и молчит. Я поручу актерам
Сыграть пред дядей вещь по образцу
Отцовой смерти.
Спектакль в спектакле — напоминание о «зеркальных» свойствах театра; попытка поддеть совесть зрителя. Недаром в союзники Шекспир берет Горация — под чьим именем лондонские нравы обличал в своих пьесах Бен Джонсон. И это было вдвойне благородно, потому что тот писал как раз для детей из церковного хора, которые под высочайшим патронажем отнимали хлеб у «Глобуса».
И ещё в этой сверхсовременной драме был один пласт, о котором предпочитали молчать.
Утром 7 февраля 1601 года, в субботу, в «Глобус» пришли несколько влиятельных человек и предложили актёрам сыграть «Ричарда II» — пьесу Шекспира, которую несколько лет назад сняли с репертуара из-за сцены низложения короля. Заказчики готовы были заплатить сорок шиллингов за то, чтобы спектакль был сыгран на следующий день и без купюр. Это было больше, чем мог собрать полный зал, и артисты согласились, скорее всего, не совсем представляя, во что они ввязываются.
В воскресенье триста вооруженных дворян во главе с графом Эссексом, размахивая шпагами, вошли в Сити, призывая народ к мятежу. Театр же, стоявший напротив, очевидно, должен был тоже вдохновлять восстание, но гораздо сильнее на публику подействовали герольды, провозгласившие графа изменником. Купцы сразу позакрывали свои лавочки, сторонники незаметно растворились, Эссекс вернулся домой, сжёг всё лишнее и сдался королевским войскам.
Очень скоро следствие добралось и до «Глобуса». Сначала допросили одного из главных пайщиков, а потом всю труппу позвали во дворец. Это был последний день масленицы, канун поста и казни бывшего фаворита Елизаветы, графа Эссекса. В хрониках не указывается, что это было за представление, но, зная характер Её Величества, можно быть уверенным, что она не смогла отказать себе в удовольствии посмотреть «Ричарда».
Однажды Елизавета обмолвилась: «Разве вы не знаете, что Ричард — это я!?» Неизвестно, что спасло Уильяма и актёрскую братию: гениальная ли игра или то, что королева сочла мелочным наказывать лицедеев? Так или иначе, она велела оставить «Глобус» в покое. Только вот покой после того спектакля им трудно было обрести.
Я смерть зову, глядеть не в силах боле,
Как гибнет в нищете достойный муж,
А негодяй живет в красе и холе;
Как топчется доверье чистых душ;
Как целомудрию грозят позором,
Как почести мерзавцам воздают,
Как сила никнет, перед наглым взором,
Как всюду в жизни торжествует плут;
Как над искусством произвол глумится,
Как правит недомыслие умом,
Как в лапах Зла мучительно томится
Все то, что называем мы Добром...
Когда Эссексу отрубили голову, ему было 33 года. Многие были уверены, что Датский Принц писался с него, тем более, что у родителей графа была похожая история: друг семьи убил отца и женился на матери. На самом деле, это только внешние совпадения — Шекспир почитал короля как помазанника Божия, — но сами события наверняка помогли ему найти главную мысль трагедии — порвалась связь времён, прогнило что-то… «Разлажен жизни ход, и в этот ад Закинут я, чтоб все пошло на лад!»
Настоящая цель — не месть. Гамлет становится пророком, юродивым. Ему тридцать лет. Как Иоанну Крестителю, которого Ирод казнил за то, что тот осуждал его за брак с женой брата. Принц говорит словами Христа: «Я уже не называю вас слугами, а друзьями». Он должен пожертвовать собой ради торжества Истины. И его смерть — это победа. Это ответ на вопрос, который был поставлен перед людьми изначально и на который во веки веков каждый должен отвечать без малейшего компромисса: «Быть или не быть — с Богом».
Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое, любил Господа Бога твоего, слушал глас Его и прилеплялся к Нему; ибо в этом жизнь твоя и долгота дней твоих, чтобы пребывать тебе на земле, которую Господь Бог с клятвою обещал отцам твоим Аврааму, Исааку и Иакову.
Второзаконие
Роль отца Гамлета, по большому счёту, стала для Уильяма последней. Хотя теперь это была уже не роль — это при жизни своего наследника Уильям так мало бывал с семьёй, что, можно сказать, только играл папу, а сейчас он по-настоящему захотел им стать. Дорогие ему Гораций и Монтень зовут человека на природу, и Шекспир всё чаще и чаще навещает Стратфорд, пока не возвращается туда совсем.
Последний раз он появляется на сцене в 1603 году, и по особому случаю: «Гамлет» положил конец «театральной войне», враждующие стороны стали неразлучными друзьями, и в знак примирения «Глобус» поставил новый спектакль Джонсона, который должен был «благословить» своим участием Шекспир.
Через Темзу была таверна под названием «Русалка», или «Нимфа», где в первую пятницу месяца наливали пиво, невзирая на постный день. Поэтому она стала излюбленным местом литературных собраний, где частыми гостями бывали Уильям и Бен. Однажды Джонсон познакомил друга с сыном одного богатого купца, своим ровесником, которого он считал лучшим стихотворцем мира. Это был Джон Донн. Трудно сказать, насколько Шекспир повлиял на то, что влюблённый в него поэт стал священником и даже настоятелем собора святого Павла, но самая знаменитая его проповедь, безусловно, обязана своим рождением «Гамлету».
Ни один человек не является островом, отделённым от других. Каждый — как бы часть материка; если море смывает кусок прибрежного камня, вся Европа становится от этого меньше. Смерть каждого человека — потеря для меня. Поэтому никогда не посылай узнавать, по ком звонит колокол: он звонит по тебе.
Джон Донн
Метки: Библейский Сюжет
Елена сказал:
Декабрь 12th, 2010 at 14:33
Спасибо! Огромное спасибо!
Людмила Максимчук сказал:
Март 22nd, 2014 at 19:41
Людмила Максимчук
поэтесса, писательница, художница,
Член Союза писателей России,
Московской городской организации
E–mail: [email protected]
Персональный сайт: www.maksimchuk.ru
* * *
Из сборника «ЛЕПЕСТКИ» – стихотворений, посвящённых великим и любимым поэтам…
* * *
Английскому поэту Уильяму Шекспиру (1564 – 1616)
* * *
«Все сведения о Шекспире, оставшиеся потомкам, умещаются на одной страничке из школьной тетради, но его книгами можно обложить всю линию экватора земного шара».
Из лекции по искусствоведению
«Да, совершенства в этом мире нет,
Во всем чистейшем есть нечистый след!»
Уильям Шекспир
* * *
Король – на троне, а пират – на дне,
А значит, и порядок есть в стране.
Гораздо хуже, коль бандит – на троне,
А сам король – в опале и в загоне.
И кто ж изобразил нам этот мир? –
Король актеров и шутов, Шекспир!
…А говорят – и не было такого,
А если был, то жил так бестолково,
Что только случай память сохранил,
Да не о нем… Не он, мол, сочинил
Шедевры, что до наших дней дошли.
Так написать лишь сообща могли;
Один бы не осилил – говорят…
Но как узнать, кто прав? кто виноват?
…А прав король – который не в тюрьме,
И прав пират – на воле перемен,
И правы те, кто бестолково жили,
Да честно королям своим служили.
И прав неподражаемый Шекспир,
Достойно заклеймивший этот мир!!!
22 февраля 2010 г.