О воплощении Христовом

Январь 7th 2011 -

митрополит Антоний Сурожский

Рождество приходит к нам почти незаметно. К Пасхе нас готовит Великий Пост. В нем мы слышим призыв к строгому посту, к углубленной молитве, к примирению со своей совестью, с Богом, с нашими ближними, призыв ожить, проснуться.

И мы не замечаем, когда приближается время Рождества Христова. Несмотря на то, что Церковный Устав предусматривает такой же длительный, такой же строгий пост. Но он не вошел в наши обычаи. И Рожество, самый праздник и самое событие входит в нашу жизнь так же еле заметно и мало величественно, так же внезапно, как оно случилось на земле для тех людей, которые были современниками Христа.

Чтение, которое предшествует Рождеству, по воскресным дням нас к нему не готовит специально, особенно, и вдруг перед нами Навечерие, Канун, и вдруг раскрывается Рождество.

Не так ли было тогда? Весь мир был в глубоком смятении во всех отношениях. Политическая власть Рима распространилась на весь тогда известный мир. А вместе с тем, в центре этого мира, в самом Риме, в лице самих императоров, в лице всей его могущественной структуры эта власть колебалась и была готова рухнуть. Потому что вдохновение, которое создавало древний Рим, вымерло. Вера в древних богов не только потускнела, но так заколебалась, что ничего почти от нее не осталось.

А в еврейском мире была трагедия. Вся земля, которая когда-то была как бы Богу посвященным уделом, оказалась порабощена под властью язычников римлян. И разделение было среди евреев, и ожидание было, и было чувство, что чего-то не хватает.

Не похоже ли это на наш мир, где древние устои заколебались, где вера и среди христиан, и вне христианского мира ставится под вопрос, где все человеческие отношения колеблются? И никто не ожидал, что именно в это время смущения, смут и беспорядка, когда мир не был устремлен ввысь, когда мир не был устремлен вглубь, когда все казалось поверхностно и разбито, в этот момент Господь вступит в мир.

То, как мы ожидаем Рождество Христово, очень напоминает именно эту внезапность, эту неожиданность прихода Божия, когда меньше всего можно было это ожидать. Это было время, правда, большой внутренней тоски человечества. Но тоски неопределенной, как и теперь.

И вот Господь вошел в мир. В одно мгновение вошла любовь Божия и вошел Смысл, Слово. То Божие Слово, Которое есть самый смысл мироздания. И опять. Кто это заметил? Христос пришел на землю, Бог воплотился. Так же, как семя падает на почву, на землю, уходит вглубь, малое семя, никем не замеченное, кроме немногих. И проходит долгое время, пока это семя прозябнет, пока это семя начнет давать всходы.

Как это дивно и трагично! Так оно было тогда, но так оно есть и теперь. Я говорю теперь не только о тех, которые не знают о Рождестве. Недавно вполне культурный нормальный человек мне сказал: При чем здесь Христос, в эти рождественские дни? В этом праздновании ничего не осталось от Рождества Христова, только языческий праздник.

И это не единичный случай. Но может быть, более грустно то, что мы, верующие христиане, вступаем в праздник Рождества в одно мгновение, когда начинается служба, и так же из него выступаем, когда служба кончена, не отдавая себе достаточно отчет в том, что же случилось? И мне хочется на этом остановиться.

Каждый из нас вступает в мир из полного небытия. Как говорит Евангелие от Иоанна, по человеческой воле, а порой по человеческой похоти. Мы рождаемся неспрошенно. Часто мы рождаемся, можно сказать, случайно, нежеланно, или как плод общего желания, чтоб были дети в семье.

Как грустно такое начало. Рождение человека должно быть делом такого глубокого благоговения, такой духовной подготовки родителей, семьи к тому, чтобы в мир родился человек, чтобы новый образ Божий воссиял в потускневшем мире, чтобы новая икона раскрылась.

И вот мы рождаемся в этот мир из небытия с призванием быть Божиим образом, отблеском Божественной славы, Его сиянием. Чтобы через нас Божественное вступило в мир, чтобы через нас это Божественное этот мир преобразило, сделало новым, из царства тьмы сделало бы Царство Света, из человеческого града, который так часто похож на Вавилон, на Содом или Гоморру, на брошенные поселки Самарии, на языческие поселки, сделало бы каждый город, каждый поселок, каждую семью, каждое человеческое общество градом Божиим.

Такое странное несоответствие между как бы случайным рождением человека и неописуемым величием его призвания. И мы рождаемся в жизнь. С первого мгновения нашего существования мы не только существуем, мы живем. Потому что, каковы бы ни были обстоятельства нашего зачатия, нашего рождения, мы рождаемся, как икона, как образ. И Бог дает нам жизнь и благодать. А жизнь — всегда Божия жизнь, это дыхание Божие в нас. И мы призваны расти и расти.

И вот вопрос, который ставится перед каждым из нас. Что мы сделали с этой жизнью, которая нам была дана от Бога? Каковы бы ни были обстоятельства нашего вступления в жизнь, в мир, но, вступив, мы зажглись, как свеча; мы явились, как икона, которая должна постепенно проявиться, все богаче, ярче и быть славой, сиянием и присутствием Божиим.

Но не так рождается Сын Божий. Мы из небытия рождаемся во временную, преходящую жизнь, в которой постепенно мы вырастаем в вечную жизнь. Христос не так рождается. Сын Божий, Который является светом мира, Который является жизнью самой, вступает в мир, чтобы подвергнуться всем ограничениям тварности. Он вступает в изуродованный мир, куда человеческий грех внес злобу, жадность, страдание, страх, ненависть, и в конечном итоге, смерть.

Смерть говорит нам о том, что этот мир не полностью, но в значительной мере порабощен Сатане, противнику Божию. Священное Писание нам говорит, что дьявол первый убийца еще до Каина. Он тот, который внес смерть, как самое предельное приближение к небытию. И поскольку смерть властвует, царствует на земле, наша земля, преданная человеческим грехом во власть Сатаны, стонет под этой властью.

И Христос в этот мир, который под властью врага, вступает, как младенец, вступает со всей беззащитностью новорожденного младенца, со всей уязвимостью, со всем бессилием. И как всякий младенец, или просто говоря, как самая любовь, человеческая и божественная, вступая в этот мир, Он отдается полностью во власть тех, кто Его окружает, под защиту их любви, или под удар их ненависти, или во власть их холодного безразличия.

Христос рождается с тем, чтобы умереть. Потому что Он любовью захотел стать одним из нас. Святой Максим Исповедник говорит, что с самого мгновения зачатия, потому что человеческая природа во Христе нераздельно, неразлучно соединилась с Божеством Его, Он был бессмертен, Он был за пределом власти Сатаны, и что Он по любви к нам, чтобы все с нами разделить без остатка, кроме нашей греховности, нашей обезбоженности, берет на Себя все последствия греха: и холод, и голод, и обездоленность, и оставленность, и ненависть людей, их непонимание. И дальше отречение Петра, предательство Иуды, холодное безразличие распинателей, телесную муку.

И в конечном итоге самое страшное, единственное страшное, что только может быть – потерю чувства Бога, потерю того, что Он с Ним един: Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил? Это крик всего человечества в Нем. Потому что мы все переживаем то, что мы называем богооставленностью, будто Бог нас оставил.

Тогда как на самом деле, мы должны были бы говорить о том, что мы оставили Бога, что мы Его забыли, что мы от Него отвернулись, что мы вывели Его из предела собственной жизни. Но это наша греховность. Во Христе этой греховности нет. И поэтому не Он теряет Бога, вернее, не Он отворачивается от Бога, а Он принимает на Себя нашу богооставленность, и умирает от нее.

Христос вступает в жизнь для того, чтобы вынести все, что человек вызвал своим грехом, все с нами разделить. И Своим Воскресением, победой Любви и жизни над смертью раскрыть пред нами врата вечной жизни. Это не какие-то врата, о которых мы можем картинно думать. Христос о Себе сказал: Я – дверь. Он является этими вратами вечной жизни. Потому что Он – вечная жизнь, вступил в предел смерти, обезбоженности, зла.

И теперь, с Его воплощением, Бог и Человек неразлучны в Нем, и через Него и, хоть отчасти, через нас, Бог присутствует и в истории человечества, и во всем созданном Им мире.

Когда все человечество станет на Страшный Суд, когда каждый из нас будет вызван по имени, один из нас будет Иисус Христос, Сын Божий, Сын Человеческий. Воплощением Христа история мира теперь неразлучна с тайной Божией. Тем, что Слово стало плотью, тем, что Сын Божий стал Сыном Человеческим, Бог стал как бы неотрывной частью человечества.

Но это не все.

Слово стало плотью. Мы верим, что не только с душой человека, с его сознанием, с живыми чувствами, с его волей соединилось Божество в воплощении, но что это Божество пронизало и самую плоть, которую Христос восприял от Девы Богородицы. И об этом мы прикровенно говорим, когда верим и исповедуем, что тело Христово, лежащее во гробе, не подверглось тлению, потому что смерть Христова была разрывом между человеческой Его душой и человеческим телом, но не была отделением ни души, ни тела от Божества. Это тело было пронизано Его Божеством, так же как Его душа человеческая, нисходя в ад, сияла славой этого Божества и исполнила ад вечным светом, разогнав навсегда страшную тьму отсутствия Божия.

Тело Христово во гробе в этом смысле может быть уподоблено святому Телу Христову, которому мы причащаемся, этому хлебу, в котором все пронизано Божеством Христовым. Весь мир в этом теле Христовом может себя узнать во славе. Потому что Христово тело, как всякое наше тело, было частью созданного материального мира. И весь этот мир, видя, созерцая Христа, может себя видеть во славе таким, каким мир призван быть. Когда по слову апостола Павла, Бог будет все во всем, когда все созданное будет пронизано Божеством, когда ничего не останется не обоженным.

Вот о чем нам говорит Рождество Христово. Это действительно новое начало творения, грандиозное, величественное. Древний Рай тускнеет перед тем, что случилось теперь. Тогда Бог и тварь в союзе дружбы, любви были едины. А теперь Бог стал как бы частью сотворенного Им мира. Неужели нам не готовиться к этому? Не как к событию, которое будет происходить в Рождественскую ночь, и не как к событию, которое относится ко Христу, одному, но как к событию, которое относится непосредственно к каждому из нас?

В свое время Матерь Божия знала непоколебимой верой и уверенностью, что это так. Мудрецы Востока прочли эту тайну в созвездиях, и не усомнились, и пришли. Чистые сердцем и простые пастухи услышали весть и тоже не усомнились, тоже пришли поклониться рожденному Христу.

У нас не хватает мудрости мудрецов и чистоты сердечной пастухов, не хватает нам той готовности всецело поверить Богу и служить Его воплощению, которую мы видим в Иосифе. А о том, чтобы уподобиться Божией Матери, и речи нет.

И вот перед каждым из нас стоит вопрос.

Живой Бог по жалости к нам, по любви к нам, захотел с нами разделить всю нашу обездоленность, и трагичность нашей судьбы, и тусклость земной жизни, и уродство ее во всех отношениях. Доходит ли это до нашего ума и сердца? Как мы на это отзываемся? Неужели только в течение нескольких недолгих часов мы будем радоваться о том, что случилось, благодарить Бога, воспевать чудо, не отдавая себе отчета в том, что же это значит? Что это говорит о каждом из нас, и о нас всех, и о Боге? Что?

Бог великий, Бог, неприступный в славе Своей, делается уязвимым, беззащитным ребенком, и говорит нам: Я отдаюсь вам. Делайте со Мной, что сами захотите. И вопрос перед каждым из нас: А что же я делаю с Ним? С этой любовью Божией, которая мне дана? С этим Младенцем, который рождается ради того только, чтобы быть измученным на кресте и умереть ради меня лично, а не только ради человечества в целом?

И что же это говорит каждому из нас? Бог стал человеком, это значит, что человек так бездонно глубок, в нем такой простор, что он может быть не только местом Боговселения, как бы храмом, но он может так соединиться с Богом, что все в нем становится Божественным. В воплощении все во Христе было пронизано огнем Божества. И Максим Исповедник мог сказать, что соединение Божества и человечества в Нем подобно соединению огня с мечом, который вложен в пламя, и так пронизан огнем, что можно резать огнем и жечь железом.

Вот на что человек способен, на что способны наша плоть, наш ум, наши живые чувства – все наше существо. Не только способны, но это является прямым призванием нашим, и говорит о том, что быть подлинно человеком, пребывать в полноте человечности, значит, соединиться с Богом, подобно тому, как человек и Бог были соединены собою во Христе.

И конечно, такое соединение влечет за собой внутреннюю борьбу нашей колеблющейся воли, которая сомневается, слушаться ли Живого Бога, раскрывающего перед нами наше подлинное призвание, или поверить Сатане, говорящему: не надо, живи земной жизнью, живи слегка, вечность вся впереди, а теперь насладись временем.

Когда мы говорим о воплощении, мы говорим о том, что в едином лице Спасителя Христа Божество и человечество встретились. И та драма, которая происходит между нами и Богом, как бы имела место внутри человечества Христова.

Да, во Христе полная, совершенная гармония была установлена между Божеством и человечеством. В нас путем крещения, причащения, благодати, молитвы, борьбы, тоски внутренней эта борьба происходит. Но от нас зависит, чтобы победило в нас подлинно человеческое, а не обезображенное человечество, и значит, победило божественное.

Сейчас перед нами стоит этот вопрос. И мы должны его ставить. Есть ли это во мне? Понимаю ли я величие своего призвания? Отрекаюсь ли от своего первородства ради земли? Верую ли я в то, что говорит о человеке и о Боге воплощение Христово? И как я отношусь к этому? Как это отражается в моей жизни, внутренней и внешней?

Вот с этими вопросами я теперь хочу оставить вас подумать о Христе, подумать о себе. Перед лицом такой любви, остаюсь ли я холоден, безразличен? Как могу я так спокойно жить землей, забывая небо, когда Бог пришел на землю, чтобы эта земля и небо соединились, и мы стали бы уже на земле как бы небожителями, посланниками с неба, чтобы град человеческий стал градом Божиим.

Метки: Антоний Сурожский, Рождество Христово

Комментарии закрыты.