Прижизненные чудеса батюшки Серафима
Июль 31st 2011 -
Прижизненные чудеса батюшки Серафима
Это было давно. Приехал в Саровский монастырь новый архиерей. Много наслышан был он об угоднике Божием Серафиме, но сам не верил рассказам о чудесах батюшки. А может, и люди зря чего наговорили ему?..
Встретили архиерея монахи со звоном, честь-честью, в храм провели, потом в архиерейские покои. Ну, угостили его, как полагается. На другой день служба. Осмотрел все архиерей и спрашивает: «А где же живет отец Серафим?»
А батюшка тогда не в монастыре жил, а в пустыни своей. А была зима, снегу-то в саровских лесах — сугробы во какие!
С трудом проехал архиерей. Да и то последнюю дорожку и ему пешочком пришлось идти...
Батюшку предупредили, что сам архиерей идет к нему в гости. Угодничек Божий вышел навстречу без шапочки (клобука) и смиренно в ноги поклон архиерею положил. «Благослови, — говорит, — меня, убогого и грешного, святой Владыка! Благослови, батюшка!» Он и архиерея-то все звал: батюшка да батюшка.
Архиерей благословил и идет впереди в его пустыньку. Батюшка под ручку его поддерживает. Свита осталась ждать. Вошли, помолились, сели. Батюшка-то и говорит:
— Гость у меня высокий, а вот угостить-то у убогого Серафима и нечем.
Архиерей-то, думая, что батюшка хочет его чайком угостить, и говорит:
— Да ты не беспокойся, я сыт. Да и не за этим я к тебе приехал и снег месил. Вот о тебе все разговоры идут разные.
— Какие же, батюшка, разговоры-то? — спрашивает угодник, будто не зная.
— Вот, говорят, ты чудеса творишь.
— Нет, батюшка, убогий Серафим чудеса творить не может. Чудеса творить лишь один Господь Вседержитель волен. Ну а Ему все возможно, Милостивцу. Он и мир-то весь распрекрасный из ничего сотворил, батюшка. Он и через ворона Илию кормил. Он и нам с тобою, батюшка, вот, гляди, благодать-то какую дал...
Архиерей взглянул в угол, куда указывал угодничек, а там большущий куст малины вырос, а на нем полно ягоды спелой.
Обомлел архиерей и сказать ничего не может. Зимой-то — малина, да на голом полу выросла! Как в сказке!
А батюшка Серафим взял блюдечко чайное да и рвет малинку. Нарвал и подносит гостю.
— Кушай, батюшка, кушай! Не смущайся. У Бога-то всего много! И через убогого Серафима по молитве его и по Своей милости неизреченной Он все может. Если веру-то будете иметь с горчичное зерно, то и горе скажете: «Двинься в море!» Она и передвинется. Только сомневаться не нужно, батюшка. Кушай, кушай!
Архиерей все скушал, а потом вдруг и поклонился батюшке в ножки. А батюшка опередить его успел и говорит:
— Нельзя тебе кланяться перед убогим Серафимом, ты — архиерей Божий. На тебе благодать великая! Благослови меня, грешного, да помолись!
Архиерей послушался и встал. Благословил батюшку и только два-три словечка сказал:
— Прости меня, старец Божий: согрешил я перед тобой! И молись обо мне, недостойном, и в этой жизни, и в будущей.
— Слушаю, батюшка, слушаю. Только ты до смерти моей никому ничего не говори, иначе болеть будешь...
Глядит архиерей, а куста-то уже нет, а на блюдечке от малинки сок кое-где остался — значит, не привидение это было. Да и пальчики у него испачканы малинкой.
Вышел архиерей. Свита-то его дожидается. И чего это, думают, он так долго говорил с батюшкой Серафимом? А он, без шапочки, опять под ручку его ведет до самых саночек. Подсадил и еще раз в снег поклонился.
А архиерей, как только отъехал, говорит своим: «Великий угодник Божий. Правду про него говорили, что чудеса может творить». Но ничего про малинку им не сказал. Только всю дорогу молчал да крестился, а нет-нет и опять скажет: «Великий, великий угодник!»
А когда скончался батюшка, он и рассказал всем про малинку.
Митрополит Вениамин Федченков. Угодник Божий Серафим. М., 2001 г.
Старица Варвара Ильинична также свидетельствовала об исцелении ее отцом Серафимом…. «Он, кормилец мой, два раза исцелял меня, — говорила она. В первый-то я словно порченная была, а потом у меня очень болели зубы, весь рот был в нарывах. Я пришла к нему, он меня поставил поодаль от себя, а мне велел рот открыть: сильно дунул на меня, завязал платочком мне все лицо, да тут же велел идти домой, а солнце-то уже было на закате. Я ничего не убоялась за его святою молитвою, ночью же пришла домой, а боль как рукой сняло. У батюшки я часто бывала. Он мне говаривал: «Радость моя! Ты будешь забвенная у всех». И доподлинно, бывало приду к матушке Ксении Михайловне просить чего, или из обуви или из одежи, а она скажет: «ты бы вовремя приходила и просила; ступай на поклоны». Всем дает, а мне нет. Раз Татьяна Григорьевна что-то на меня оскорбилась и говорит: «Ах ты забвенная!», а я вспомнила это слово батюшки, да как закричу, заплачу. Так и сбылось слово батюшки, всю свою жизнь я была у всех «забвенной».
Как только поступила Матрена Вертьяновская в обитель, то вскоре захворала лихорадкой. Пять месяцев она била ее и наконец совершенно изнурила. Батюшка Серафим приказал ее отвезти к родителям и там выкупать в реке, что и сделали. После этого лихорадка била ее три дня без отдыха и сразу пропала. Через некоторое время однако лихорадка вернулась и батюшка приказал тогда привезти ее, как ни была она слаба, в телеге в Саров и выкупать на источнике. Здесь уже она окончательно выздоровела.
Однажды, когда Прасковья Ивановна работала у источника, к ней батюшка вышел с светлым сияющим лицом и в новом, белом балахончике. Еще издали воскликнул он: «Что я тебе, матушка, принес!», и подошел к ней, держа в руках зеленую веточку с фруктами. Сорвав один, он вложил ей в уста, и вкус его был невыразимо приятен и сладок. Затем, вкладывая в уста еще такой же фрукт, он произнес: «Вкуси, матушка, это райская пища!» В то время года еще не могли созреть никакие фрукты.
Архимандрит Серафим (Чичагов). «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря». — СПб., 1903.
«Старые чудеса» батюшки Серафима
Участие в жизни православных преподобный Серафима Саровского общеизвестно. Многие могут рассказать о конкретных случаях его помощи. У каждого, видимо, их немало в памяти, только разбросаны они по воспоминаниям, а многие и совсем неизвестны большинству. Хорошо бы продолжить этот начатый, пока еще краткий перечень отдельных встреч с Преподобным.
«Иди за мной»
В «Хронике» семьи Зерновых, 1-ю часть которой они назвали «На переломе», есть рассказ о том, как их знакомой преподобный Серафим помог найти путь к Православию.
«Она (знакомая) с мужем жила в Петербурге, бывала при дворе, и после революции они решили бежать на Кавказ. Сперва они поселились в Кисловодске. Сама Катя всегда верила в Бога, но не жила верой и мало задумывалась над религиозными вопросами. Только приехав в Кисловодск, потрясенная всем, что ей пришлось пережить, она стала сознательно искать ответа на многое, что ее мучило.
Однажды она видела во сне маленького сгорбленного старичка, который ласково смотрел на нее и говорил: «Иди за мной». Она рассказала сон свой мужу, но он не обратил на это внимания. К ее великому изумлению, на следующую ночь она опять видела тот же сон, и на третий раз опять. В этот день она пошла гулять со своим маленьким сыном. Вдруг пошел сильный дождь. Мальчик стал тянуть ее спрятаться от дождя в церковь. Она вошла в нее. Первое, что она увидала, была большая икона и на ней тот сгорбленный старичок, которого она три ночи подряд видела во сне. Не задумываясь ни минуты, она сразу пошла к священнику, рассказала ему свой сон, узнала, что «старичок» — это преп. Серафим, и через несколько дней перешла в Православие (была протестанткой). Теперь она была пламенно верующей, и Церковь занимала главное место в ее жизни».
Рассказ О. Н. Вышеславцевой
«Был трудный период в моей жизни. Мне казалось, что правильно поступаю, но мои близкие негодовали на меня, и, в конце концов, у меня наступил момент мучительного сомнения. Тогда я перед сном горячо просила Господа вразумить меня — права ли я, поступая вопреки желаниям близких. Помню, что я в слезах уснула. В эту ночь мне приснилось: бегу от какого-то зверя. Слышу звук его копыт и фырканье. Впереди лес и я знаю, что в лесу дом. В нем я укроюсь от зверя. Мчусь по узкой тропинке. С одной стороны забор, и из досок торчат острые длинные гвозди, с другой стороны ров, и в нем кишат страшные, отвратительные гады. Дыхание перехватывает, а зверь уже нагоняет и его храп почти на моем плече. Вбегаю в лес. Дом с колоннами заперт на большой замок. Мелькает страшная мысль, что стану добычей зверя, но в то же мгновенье возникает чудный старичок с открытыми объятиями. На нем белая ряска, на груди распятие, на пояске огромные ключ. Весь он светлый-светлый и позади него все солнечно.
— Ко мне, радость моя, ко мне.
Я упала в его объятия, он прижал меня к груди. Мне стало так хорошо…
— Правильно, радость моя, делаешь, правильно.
Когда я проснулась, на душе моей была тишина, умиротворенность и покой. Все сомнения и тревоги исчезли.
На другой день меня позвала любимая подруга. Когда я пришла к ней, она сказала:
— Я хочу подарить тебе одну литографию, но сперва расскажу о святом, о котором ты ничего не знаешь и который здесь изображен.
Взглянув на этот лист, я воскликнула:
— Да ведь я его сегодня во сне видела.
Я рассказала свой сон и когда произнесла его обращение «радость моя», моя подруга очень взволновалась и сказала: «Да, именно так называл Преподобный приходящих к нему». Она была потрясена его ответом, так как более всех восставала против моих действий.
Я унесла с собой литографию и летопись Серафимо-Дивеевского монастыря. Вот как и при каких обстоятельствах мне открылся чудный старец, преподобный отец Серафим, наш скорый помощник. Открылся на всю жизнь».
Москва. 1937 г.
С детства помню рассказ о том, как одна женщина, совершенно раздавленная свалившимися на нее горестями (кажется, потерей на войне мужа и несчастиями с родственниками) решила повеситься.
Для этого припасла веревку и пошла в подмосковный лесок, местами достаточно тихий и безлюдный. Двигаясь медленно, она почувствовала усталость и присела на пенек. Около нее вдруг оказался старичок в холщовом балахончике. Глядя на нее строго и вместе с тем удивительно внимательно, он спросил: «Что ты надумала?» Она не ответила: она поняла, что он все знает. «Пойдем». И она пошла. Не думала тогда ни о дороге, ни о нем, ни о том, что жить ей больше нечем… Шла как в забытьи. Очнулась около дома. Рядом никого не было. Открыла свою дверь, и впервые за долгое время страшного состояния подавленности заплакала. Ей стало легче. Самое страшное, давившее невыносимой тяжестью, снял старичок. Но кто он? Она давно не была в храме и решила, что кто бы он ни был, его Бог послал. Надо идти в храм. Пришла. В образе преп. Серафима узнала того, кто отвел ее от пропасти. Стала ходить в храм, исповедоваться, причащаться. Рассказав о своем спасении, добавила: «Все осталось таким же, а жить можно, и слава Богу».
Галина Александровна Пыльнева, автор книги «Глинская мозаика» и др.
Чудеса, непрерывно совершавшиеся по молитвам батюшки Серафима, с 1840-х годов начали записывать в Дивеевской общине, а с 1890 г. в Саровской пустыни. В архивах Саровской пустыни, Святейшего Синода и Тамбовской Консистории сохранились сборники чудес, оторые были подготовлены к готовившемуся прославлению Преподобного. Часть из них была записана игуменией Марией (Ушаковой) со слов людей, получивших благодатную помощь святого Старца. Несколько описаний чудесных случаев, ранее не публиковавшихся, предлагаем вниманию наших читателей.
Исцеление Ее Императорского Высочества Великой Княжны Марии Александровны
Милостивая Государыня, Боголюбивейшая матушка Елисавета Алексеевна! На последнее письмо мое я еще не имела удовольствия получить Вашего ответа. Теперь же, как по просьбе Лукерьи Васильевны, так и по собственному желанию, спешу сообщить Вам о новом чуде отца Серафима, которое, верно, будет иметь благотворные следствия для Дивеевской обители.
21-го Сентября в день благополучного разрешения Императрицы, вечером вдруг приезжает девушка Анны Феодоровны Тютчевой за Лукерьей Васильевной и просит ее как можно скорее привезти мантию Отца Серафима, потому что маленькая Великая Княжна Мария Александровна умирает. Лукерья Васильевна в ту же минуту поехала к отцу Назарию, которому Лизавета Андреевна, в первый свой приезд в Петербург пожертвовала ее (это та самая коротенькая мантия, в которой отец Серафим стоял на камне 1000 дней и ночей).
На дороге в Царское Село девушка рассказала Лукерье Васильевне, что маленькая Великая Княжна, гуляя 18-го числа с Государем, простудилась, что у нее захватило горло (болезнь ее, как я узнала после, была angine, она опаснее жабы), и что, несмотря на все средства докторов.
Ей так было худо 21-го числа, что они объявили Государю о большой опасности Великой Княжны, и что они мало имеют надежды: она весь день не говорила уже. Когда привезли мантию и покрыли ею Великую Княжну в присутствии Государя, маленькая Мария Александровна произнесла тихим голоском: «Праведный Серафим, исцели меня»; потом заснула, на ней выступил пот, сделался насморк, пошла слюна, и вообще такой сделался переворот в болезни, что изумил врачей.
Вы можете себе представить радость Государя, обожающего маленькую Великую Княжну! С этих пор, по милосердию Божию, Ей делалось все лучше, и теперь Она, слава Богу, совершенно выздоровела. О чуде этом не позволено было говорить до девяти дней после разрешения Императрицы, потому что от нее скрывали об опасности, в какой находилась Великая Княжна, а сказали только об облегчении Ее болезни от мантии отца Серафима. Узнав об этом, Императрица сказала, что маленькая Великая Княжна поедет в Дивеево весною. Лукерья Васильевна сейчас возвратилась из Царского, куда она вторично отвезла мантию отца Серафима. Отец Назарий, вследствие исцеления от нее, пожертвовал ее Великой Княжне... По преданности моей к Дивееву, это новое чудо отца Серафима исполнило сердце мое неизъяснимой радости, я очень счастлива, что хотя заочно могу разделить с Вами эту радость, передав о ней известие.
Прошу Вас покорнейше принять уверение в глубочайшем моем почитании и не забыть в Ваших святых молитвах, и честь имею пребыть покорнейшая ко услугам Софья Митрополова. (1860 год).
Благодатная помощь отца Серафима
Достопочтеннейшая и многоуважаемая Преподобная мать Мария! Почтеннейшее письмо Ваше от 16 числа января и при нем в особой посылке копию с чудотворного образа Божией Матери, пред которым молился и скончался всеправедный основатель Вашего монастыря Серафим, а также и святое изображение его, я имел счастие получить в 15 число февраля месяца сего года.
С полной надеждой на милость и покровительство Угодника Божия будем общими силами трудиться в наших грешных делах. Он, Батюшка, да поможет нам и если будут молитвы наши услышаны и открытия золотых россыпей, которые Господь пошлет, будут названы в честь сего Угодника Божия, то я от избытка в этих делах постараюсь быть полезным для обители, им основанной. В настоящее время в Олекминской и Забайкальской системах уже есть открытия, названные во имя угодника Серафима — Серафимовские прииски, 1-й прииск в Олекминской системе открыт в 1861 году и в 1862 году разведован, но оказался неблагонадежным к разработке; 2-й прииск за Байкалом по реке Аунике открыт в 1862 году и утвержден за мною в январе месяце 1864 года, он был в минувшей зиме разведан, причем и оказалась золотоносная россыпь очень загадочною — золото в нем довольно крупное, но, как по заведенному у нас порядку, крупные золотины при пробах в рассчет не принимаются, отчего из разводочного журнала и видно содержание небогатое, а потому я и предполагаю в лете 1866 года сделать на Серафимовском прииске в немалом виде заработку, причем и должно будет получиться от промывки полное понятие о содержании золота. Будем надеяться, что великий наш заступник пред Господом Серафим поможет нам и увенчает труд наш успехом.
Один управляющий моими промыслами П.Г. Денисов рассказывал мне событие, бывшее на Енисейских промыслах в Удерейской системе. В 1856 году он управлял Спасским прииском по реке Мамоне, сначала промывки золото у него шло так бедно, что доброго исхода никак невозможно было ожидать. В это время Дарья Ивановна, приезжая за сбором для обители, была у него на прииске и прожила одни сутки, утешала его в горе и советовала молиться угоднику Серафиму и уповать на его помощь.
На другой день после этой беседы была найдена в 60 золотников самородка, и золото пошло день ото дня богаче и богаче, и в лето командою рабочих 180 человек Господь помог намыть 13 пудов. Такое видимое чудо не должно изгладиться в нашей грешной памяти. Примите от меня и жены моей, а равно и от всего моего семейства наше глубочайшее уважение, каковое свидетельствуем и почтеннейшей Дарье Ивановне.
Остаюсь с истинным моим уважением и таковою же преданностию покорный слуга Петр Катышевцов. Иркутск. Марта 12 дня 1865 года.
Исцеление Артемия Иларионова и жены его (записка Дорофеи)
1885 года 24 февраля, воскресение. Сегодня меня Бог сподобил приобщиться Святых Таин. И как я была утешена в этот радостный и важный для меня день! Узнаю, что к одной из наших больных пришли два брата, из Воронежской губернии, что и они приобщились, и что один из них, говорят, получил исцеление от батюшки Серафима, потому и пришел сюда по обещанию и, с тем вместе, чтобы навестить больную свою сестру Ирину Иларионовну и племянницу Машу, в живописном корпусе; они очень рады, что она в таком св. послушании: будет писать иконы. Я пожелала их видеть и лично расспросить об исцелении. Давно у Артемия было желание побывать в Сарове и в Дивееве; но, как он сам мне это сказал, все домашние дела, заботы его отвлекали. Наконец, в сентябре прошедшего 1884 года, он сильно заболел к смерти: все родные приходили к нему уже прощаться. Он мысленно в молитвах призывает батюшку Серафима и дает обещание, если выздоровеет, идти непременно в Саров. Вскоре ему делается лучше, он выздоравливает, собирается в путь, но родные и все домашние восстают, говорят: «Как ты уходишь, когда сын у тебя на призыве. Подожди, хоть чем дело кончится, пойдет ли он в солдаты или останется». Так я и остался. Сын мой вынул дальний жребий — значит, он остался. А в январе я опять заболел еще сильнее, не было уже никакой надежды на выздоровление. Я опять повторяю свой обет, думаю, уже никакие дела меня не остановят; так только поправлюсь, то и пойду в Дивеево. Видно, за молитвы батюшки Серафима, Господь вторично исцелил меня. Опять то же восстание: «Как пойдешь один в такую даль; тебя убьют; да как дела домашние ты оставишь». Я отвечаю: «А если бы я умер, дела бы ваши шли и без меня (они кузнецы)». Жена у меня хворает, вот уже лет 13, у нее болят ноги в ранах. Долго мы скрывали от домашних, чтобы они не помнили чего. Я уже пролечил на нее рублей 70, а все пользы нет. Говорю ей, да оставь ты это леченье, — отдай себя в волю Божию. Лучше обещайся сходить в Саров к Батюшке Серафиму, и пойдем вместе. Она отвечает: «Да я молюсь Батюшке Серафиму, а все легче нет!» Я ей отвечаю: «Да это потому, Марья, что вера-то у тебя холодная, кабы ты с горячею верою молилась, поверь, что получила бы исцеление».
...На мое счастие, видно, уже Бог внушил моему старшему брату идти со мною (то ли он меня пожалел). «Григорий, — говорит мне, — и сам дивлюсь, до того мне никогда и на мысль не приходило идти в Саров». И сами дивимся, как наши жены и дети — никто ни слова, — с такою любовию нас провожали. С нами пошел еще наш товарищ родной. Шли мы втроем 16 дней; в Саров не заходили — прямо к вам. Как пришли в пятницу от Преждеосвященной обедни к сестре Ирине Иларионовне пить чай, все, со слезами говорил Артемий, мы словно не на земле были, когда пели «Да исправится молитва...» (они все поют у себя в селе на клиросе, потому так и утешались пением). Сестра спрашивает: «А ты, Григорий, что ничего не скажешь?» — «Да я так себе молчу, не чую где я» (у них свое наречие, т.е. он в себя еще не придет от радости и умиления; у него молча слезы катились по лицу). Так ощутительно благодать осияла их простые сердца, любящие Господа. В субботу их везде-везде водили по обители; они были в живописной, в пустынке, в свечной. Им особенно понравился собор. Их товарищ много странствовал, был в Киеве, в Москве, в Троицкой Лавре, но, говорит, нет нигде такого собора, как у вас; в нем стоишь, как не на земле». Артемий сказал, что весной непременно придет с женой, да еще их родственница, которая тоже получила исцеление в Сарове, на источнике батюшки Серафима. У нее болела рука в кисти, и большая рана была. Она сошла к источнику и больную руку протянула под самый желоб, где с такою силою бьет вода, — с верою просит батюшку Серафима исцелить ее. Вдруг хлынула кровь из руки так, что тряпки все смыла; она очень напугалась, скорее завязала ее, а потом все тряпки вымыла в источнике, и воды взяла с собой. Дорогою все руку смачивает. И что же? Рука у нее зажила.
