Слово въ недѣлю пятнадцатую по Пятьдесятницѣ. Митр. Арсеній Москвинъ
Сентябрь 24th 2011 -
| Вся вамъ любовію да бываютъ (1 Кор. 16, 14). |
Любовь въ насъ есть врожденное чувство; желаніе быть любимыми и взаимно любить возникаетъ въ насъ, можно сказать, независимо отъ насъ самихъ. Но эдемское грѣхопаденіе, произведши разстройство во всѣхъ силахъ и способностяхъ нашихъ, во всѣхъ чувствахъ и желаніяхъ, разстроило, въ свою чреду, и сіе благородное чувство, и сіе возвышенное желаніе; а отъ того сіе чувство и желаніе, получивъ превратное направленіе, содѣлалось причиною болѣе скорбей и бѣдствій, нежели источникомъ блаженства, для коего оно предназначено.
Посему, для отвращенія сихъ скорбей и бѣдствій и для открытія пути къ искомому блаженству, мы намѣрены объяснить нынѣ, какова должна быть любовь къ ближнимъ нашимъ.
Мы должны любить ближнихъ нашихъ въ Богѣ, для Бога и подобно Богу; любить въ Богѣ такъ, чтобы Богъ былъ началомъ любви нашей; любить для Бога такъ, чтобы Богъ былъ побужденіемъ любви нашей; любить подобно Богу такъ, чтобы Богъ былъ образцемъ любви нашей. Вотъ три необходимыя условія для любви чистой, христіанской, которая и здѣсь составляетъ блаженство, а въ будущемъ вѣкѣ предуготовляетъ еще большее.
Я долженъ любить ближняго моего въ Богѣ, то есть, я долженъ любить его, какъ твореніе Божіе, созданное Его всеблагимъ и премудрымъ всемогуществомъ; какъ живоначертанный образъ Божій, устроенный по подобію Его, какъ цѣну заслуги Сына Божія, пріобрѣтенную Его кровію; какъ предметъ особеннаго провидѣнія Божія, надъ коимъ оно непрестанно бодрствуетъ и старается сохранять и руководить его такъ же, какъ и меня, къ послѣдней цѣли бытія; какъ призваннаго жить вмѣстѣ со мною во славѣ и царствѣ Божіемъ, такъ что я могу и долженъ взирать на сію обширную вселенную, какъ на домъ Божій, а на всѣхъ людей, какъ на членовъ одного великаго семейства, въ коемъ Богъ есть Отецъ.
Мы всѣ Его дѣти, всѣ наслѣдники, всѣ братія и всѣ, такъ сказать, собраны подъ Его крилѣ и въ Его объятіяхъ. Посему, не трудно понять, какое должно быть единеніе между нами, и сколь дѣлаемся виновными, когда устремляемся другъ противъ друга даже въ нѣдрѣ Отца нашего небеснаго. Не значитъ ли это, если можно такъ выразиться, раздирать утробу Его благости, въ которой Онъ насъ носитъ и объемлетъ, безъ всякаго различія? Не значитъ ли это причинять Ему болѣзни подобныя тѣмъ, какія чувствовала нѣкогда мать Исава и Іакова, когда они, будучи во чревѣ ея, дрались между собою?
Но увы, какое печальное зрѣлище непрестанно представляется взорамъ нашимъ! Міръ сей уподобляется бранному полю, на которомъ съ той и другой стороны о томъ только и думаютъ, какъ бы поразить и погубить другъ друга. Для сей цѣли все употребляютъ: — и открытую силу, и тайныя козни, и наглость, и происки, и злобу, и ненависть, и клевету, и злословіе, и силу власти, и довѣріе, и любовь, и месть, и обманы, и предательства, и измѣны. Непрестанно увлекаются различными страстями, которыя надъ нами господствуютъ и для удовлетворенія своего подавляютъ въ сердцахъ нашихъ всякое чувство любви, а нерѣдко даже и всякое чувство человѣчества, такъ что въ обществѣ человѣческомъ вмѣсто того, чтобы каждому быть въ отношеніи къ другимъ братомъ, любящимъ своихъ собратій, — помощникомъ, поспѣшающимъ къ нимъ на помощь во всѣхъ возможныхъ случаяхъ, — покровителемъ, защищающимъ ихъ выгоды, — совѣтникомъ, наставляющимъ и руководствующимъ ихъ, — другомъ, которому они безопасно могутъ открыть свою душу и съ увѣренностію объяснить свои мысли, — утѣшителемъ, который готовъ бы былъ принять участіе въ скорбяхъ ихъ и старался бы, по мѣрѣ возможности, облегчить оныя, въ семъ, говорю, обществѣ встрѣчаются нерѣдко волки хищные, страшно рыкающіе и ищущіе кого поглотити. Ненавидятъ и оскорбляютъ взаимно другъ друга, порочатъ и безславятъ одинъ другаго, ставятъ другъ другу козни и претыканія, стараются обмануть и погубить одинъ другаго.
Что иное мы видимъ здѣсь, кромѣ распрей и раздѣленій? О чемъ другомъ слышимъ, кромѣ раздоровъ и несогласій, клеветъ и поношеній, хищеній и обмановъ, неправдъ и насилій? Отсюда происходитъ, что всякій, кто любитъ миръ и желаетъ насладиться спокойствіемъ, держитъ себя, сколько возможно, отдаленнѣе отъ людей, какъ будто бы сообщеніе съ людьми и ихъ присутствіе было несовмѣстно съ пріятностями спокойной жизни. Но, къ сожалѣнію, это истина неоспоримая.
Сынове человѣчестіи! Доколѣ тяжкосердіи (Псал. 4, 3)? Доколѣ общими усиліями не изгоните вражды губительной изъ домовъ и сердецъ вашихъ? Реките слово мира другъ ко другу, и Богъ мира и любви снова пріиметъ васъ въ любвеобильное лоно своея благости и изобильно утѣшитъ васъ благословеніями земными и небесными.
Во-вторыхъ, я долженъ любить ближняго моего для Бога, то есть, я долженъ любить его изъ повиновенія Богу, Который мнѣ повелѣваетъ это; изъ желанія угодить Богу, Которому ничѣмъ инымъ нельзя болѣе угодить, доказать Ему мою вѣрность, мою признательность, мою любовь: потому что одно изъ самыхъ вѣрныхъ свидѣтельствъ моей любви и покорности къ Нему, какое я могу представить Ему, и какого Онъ ожидаетъ отъ меня, состоитъ въ томъ, чтобы мнѣ для Него отказаться отъ собственныхъ моихъ чувствованій, сколь бы онѣ ни казались справедливыми, и подавить въ себѣ всякую досаду и огорченіе, всякую злобу и ненависть, всякое чувство, отвращающее меня отъ ближняго моего и вооружающее противъ него.
Побужденіе возвышенное, возносящее любовь нашу превыше всякой любви чисто человѣческой, и превращающее ее въ любовь сверхъестественную, Божественную; побужденіе всеобщее, сообщающее любви нашей характеръ безпредѣльности, и распространяющее оную на всѣхъ людей, на великихъ и малыхъ, на богатыхъ и убогихъ, на ближнихъ и дальнихъ, на друзей и враговъ; побужденіе необходимое, безъ котораго невозможно исполнить въ полной мѣрѣ любви христіанской: потому что если мы будемъ совѣтоваться съ разумомъ, то одинъ разумъ никогда не принудитъ насъ къ исполненію извѣстныхъ обязанностей, которыхъ впрочемъ неотложно отъ насъ требуетъ любовь; — къ сему можетъ побудить насъ только высшій взглядъ на Бога Отца и Законодателя любви.
Въ семъ послѣднемъ случаѣ все дѣлается для насъ не только удобоисполнимымъ, но даже легкимъ и пріятнымъ, и любовь ничего тогда не предписываетъ намъ ни столь великаго, что бы могло изумить, ни столь затруднительнаго, что бы могло устрашить насъ. Во всякомъ другомъ случаѣ мы можемъ еще представить неудобства и затрудненія: но здѣсь нѣтъ мѣста возраженіямъ; и на что бы могли мы указать въ защиту себѣ, когда говорятъ намъ: сего требуетъ Богъ, дѣлайте это для Бога?
Не трудно, послѣ сего, обнаружить обманъ, которымъ мы увлекаемся, и открыть лживость извиненій, которыя обыкновенно выставляемъ въ оправданіе нашей холодности и равнодушія къ ближнему и нашихъ враждебныхъ въ отношеніи къ нему поступковъ, то есть, его мнимые или истинные пороки, замѣчаемые въ немъ, и оскорбленія, претерпѣваемыя отъ него. Мы говоримъ: этотъ человѣкъ странный и безпокойный: ему ничѣмъ не угодишь, у него непрестанные капризы; а этотъ человѣкъ буйный и наглый: нельзя ему сказать слова, чтобы онъ не оскорбился. Еще говоримъ: этотъ человѣкъ нечувствительный и неблагодарный: сколько ему сдѣлано добра, а онъ нисколько неблагодаренъ, но напротивъ еще старается вредить намъ; а этотъ — самый нетерпѣливый больной: у него только и разговоровъ, что о своихъ болѣзняхъ, его непрестанныя жалобы дѣлаютъ его крайне скучнымъ и несноснымъ. Еще: — это давній мой врагъ: онъ во многихъ случаяхъ дѣйствовалъ противъ меня, я ничего отъ него не видалъ, кромѣ непріятностей. И чего, наконецъ, не говоримъ мы? Потому что мы никогда не бываемъ столько краснорѣчивы, какъ когда говоримъ о другихъ и объ ихъ недостаткахъ и несовершенствахъ. О! тогда у насъ нѣтъ недостатка въ причинахъ истинныхъ или мнимыхъ, чтобы презирать и осуждать ихъ. Въ заключеніе всего, съ торжествующимъ видомъ, вопрошаемъ: какъ же можно жить съ такими людьми и любить ихъ?
Какъ любить? На сей вопросъ отвѣтъ легкій и краткій: любите такъ, какъ велитъ слово Божіе, то есть, любите для Бога. Другаго побужденія не должно быть, и если сего побужденія не довольно для насъ, то мы перестаемъ быть христіанами, и, теряя любовь къ ближнему, теряемъ любовь Божію. Остановимся на семъ предметѣ и объяснимъ его понятнѣе. Если бы я вамъ сказалъ, что вы должны любить ближнихъ потому, что одинъ изъ нихъ человѣкъ съ заслугами и отличными качествами, другой скромный и вѣжливый, третій честный и благородный, четвертый оказалъ вамъ многія благодѣянія и постоянно старается угождать вамъ: то вы могли бы тогда соразмѣрять свою любовь съ различіемъ талантовъ и лицъ; вы могли бы ограничить ее извѣстнымъ числомъ людей и исключить изъ онаго тѣхъ, которые не имѣютъ сихъ преимуществъ, и которые противны вамъ; вы могли бы представить мнѣ, что такіе-то и такіе-то съ вами несогласны и для васъ не занимательны, что одни изъ нихъ горды и своенравны, другіе злоязычны и клеветливы; одни лживы и обманчивы, другіе непросвѣщенны и необразованны, и проч.
И, признаюсь, сіи разсужденія не совсѣмъ были бы неосновательны, если бы судить просто по человѣчески. Любить тѣхъ, которые насъ взаимно любятъ и оказываютъ почтеніе и довѣренность; которые имѣютъ одинакія съ нами склонности и стараются угождать намъ и которые благоразумнымъ обращеніемъ своимъ умѣютъ невольно привязать насъ къ себѣ, а напротивъ презирать тѣхъ, которые насъ презираютъ, и убѣгать тѣхъ, которые намъ не нравятся и которые для насъ скучны и отяготительны; словомъ: платить оскорбленіями оскорбляющимъ насъ враждою и враждующимъ противъ насъ, — это законъ естественнаго разума, одобряемый общимъ мнѣніемъ. Но не тому учитъ Евангеліе.
Не сего только требуетъ отъ насъ законъ Божій: любовь, о которой мы говоримъ теперь, не допускаетъ ни одного изъ сихъ раздѣленій, и побужденіе, на которомъ она утверждается, распространяется на всѣхъ безъ различія и объемлетъ собою все безъ всякаго исключенія, что только носитъ на себѣ имя и образъ человѣческій. Ибо мы говоримъ, что должно любить ближняго, хотя бы онъ имѣлъ всѣ совершенства, какихъ только можно желать въ человѣкѣ, или не имѣлъ ни одного, хотя бы онъ обладалъ всѣми дарами ума, знанія, мудрости, честности, справедливости и великодушія, или лишенъ былъ оныхъ; хотя бы онъ былъ знатный или низкій, богатый или убогій, счастливый или несчастный, — любить потому только, что сей любви желаетъ и требуетъ самъ Богъ. Онъ желаетъ и говоритъ вамъ: если ближній вашъ не имѣетъ того, почему бы вы могли любить его для него собственно, то любите его для Меня.
Любить человѣка только для человѣка, это была бы любовь чисто-человѣческая и совершенно-мірская, подверженная тысячѣ исключеній и измѣненій; но любить человѣка для Бога, — это возвыситъ цѣну любви вашей до совершенства любви Божественной, освятитъ и очиститъ ее отъ всякой земной примѣси и придастъ ей характеръ небесный.
Сверхъ того, дабы отнять у насъ всякій предлогъ къ уклоненію отъ сего призванія и сообщить нашей любви наибольшую цѣну и наисильнѣйшее побужденіе, Богъ поставляетъ себя на мѣсто ближняго нашего. Онъ объявляетъ намъ въ ясныхъ и трогательныхъ выраженіяхъ, что всякое добро, сдѣланное нами для послѣдняго изъ ближнихъ нашихъ, Онъ вмѣняетъ себѣ самому. Понеже сотвористе единому братій Моихъ и вашихъ меншихъ, Мнѣ сотвористе (Матѳ. 25, 40).
Мы должны, наконецъ, любить ближнихъ нашихъ, подобно Богу. Требованіе, по видимому, чрезвычайное и несовмѣстное съ силами человѣческими! Но оно не должно быть таковымъ, когда самъ небесный Учитель предъявляетъ его намъ; а сей Учитель, какъ премудрый и всевѣдущій, какъ Богъ и Творецъ нашъ, знающій весь составъ нашъ, всѣ наши силы и немощи наши, не могъ предписывать намъ ничего невозможнаго. Будите совершени, сказалъ Онъ, якоже и Отецъ вашъ небесный совершенъ есть (Матѳ. 5, 48). Очевидно, здѣсь подъ именемъ совершенства разумѣется не всеобщее совершенство существа Божія, недоступное не только для подражанія, но и для созерцанія человѣческаго, а только совершенство любви и милосердія къ ближнимъ нашимъ, какъ ясно видно это изъ связи и теченія рѣчи, то есть, мы должны любить подобныхъ намъ человѣковъ столь же совершенно, сколь совершенно ихъ любитъ Богъ.
Какъ же Богъ любитъ человѣковъ? На сей вопросъ отвѣтствуетъ намъ Богочеловѣкъ Христосъ, говоря: тако возлюби Богъ міръ, яко и Сына своего единороднаго далъ есть, да всякъ вѣруяй во Онь не погибнетъ, но имать животъ вѣчный (Іоан. 3, 16).
Посему и наша любовь не должна ограничиваться только пустыми словами и привѣтствіями безплодными, принятыми въ свѣтѣ, часто незаключающими въ себѣ ни мысли, ни чувства, но должна выражаться въ такихъ съ нашей стороны дѣйствіяхъ, которыя бы ясно показывали, что мы для ихъ блага и спасенія, для ихъ спокойствія и счастія, для ихъ благоденствія временнаго, а наипаче вѣчнаго, ничего не щадимъ и ничего не жалѣемъ, но всѣмъ охотно жертвуемъ — и не одними выгодами и преимуществами внѣшними, которыя столь же легко могутъ быть возвращены или вознаграждены другими большими или равными, какъ и потеряны, но и самою жизнію, коей потеря невозвратима и невознаградима. Больше сея любве никтоже имать, вѣщаетъ небесный Человѣколюбецъ, да кто душу свою положитъ за други свои (Іоан. 15, 13).
Любовь Божія простирается не на нѣкоторыхъ только, но на всѣхъ вообще человѣковъ, не на добрыхъ только, но и на злыхъ; не на праведныхъ только, но и на грѣшниковъ, хотя, конечно, степень сей любви соразмѣряется со степенію удобопріемлемости каждаго изъ насъ. Будите совершени, сказалъ единородный Сынъ Божій, якоже и Отецъ вашъ небесный совершенъ есть, иже солнце свое сіяетъ на злыя и благія, и дождитъ на праведныя и на неправедныя (Матѳ. 5, 45. 48). По сей причинѣ и Сынъ Божій, по свидѣтельству Апостола, еще грѣшникомъ намъ сущимъ, по времени за нечестивыхъ умре (Рим. 5, 6. 8). Посему и наша любовь должна обнимать собою всѣхъ людей безъ всякаго исключенія или ограниченія, такъ что если бы она обращена была къ однимъ только добрымъ и праведнымъ съ исключеніемъ злыхъ и грѣшниковъ, къ однимъ только любящимъ съ исключеніемъ ненавидящихъ и злословящихъ насъ: то, по суду Судіи всего міра, она потеряла бы всю свою цѣну и награду. Аще вы любите любящщхъ васъ, говоритъ сей Судія, кую мзду имате? Не и грѣшники ли тожде творятъ. Азъ же глаголю вамъ: любите враги ваша и добро творите ненавидящимъ васъ. Благословите кленущія вы, а не клените (Матѳ. 5, 44; Лук. 6, 28. 33; Рим. 12, 14).
Любовь Божія къ человѣкамъ всегда премудра, всегда праведна и всегда благодѣтельна. Она премудра: ибо, расточая свои благотворенія на самыхъ недостойныхъ, не расточаетъ ихъ напрасно и безъ цѣли, но сіи самыя благотворенія употребляетъ она, какъ средства къ осуществленію спасительныхъ плановъ своего провидѣнія, къ обращенію заблудшихъ на путь истины, къ возстановленію ниспадшихъ въ ихъ первое достоинство и къ привлеченію ожесточенныхъ въ лоно своея благости.
Она праведна: ибо никогда не нисходитъ до пристрастія къ лицу любимому и не унижается до слабости, непримѣчающей въ немъ никакихъ пороковъ и недостатковъ, или даже превращающей оныя въ добродѣтели и совершенства; нѣтъ, она пріемлетъ по временамъ для любимцевъ своихъ то палицу утѣшительную, то жезлъ сокрушительный, и не менѣе даетъ ощущать себя въ язвахъ цѣлительныхъ, какъ и въ ласкахъ материнскихъ. Жезлъ Твой и палица Твоя, говоритъ одинъ изъ сихъ любимцевъ ея, та мя утѣшиста (Псал. 22, 4). Егоже любитъ Господь, говоритъ другой наперсникъ ея, наказуетъ; біетъ же всякаго сына, егоже пріемлетъ (Евр. 12, 6).
Она благодѣтельна: ибо, имѣя въ своемъ всевѣдѣніи и всемогуществѣ всегда готовыя средства какъ къ познанію грядущихъ золъ, такъ и къ отвращенію оныхъ, она проводитъ любимцевъ своихъ среди самой смертной сѣни, среди всѣхъ ужасовъ природы и козней сопротивнаго, чрезъ страну глада и бѣдствія, не только безъ всякаго вреда и опасности, но и въ полномъ довольствѣ испокойствіи. Господь пасетъ мя, — взываетъ нѣкто, облагодѣтельствованный ею, въ чувствѣ глубокой благодарности къ ней, — Господь пасетъ мя, и ничтоже мя лишитъ; на мѣстѣ злачнѣ, тамо всели мя, на водѣ покойнѣ воспита мя. Аще и пойду посредѣ сѣни смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси (Псал. 22, 1).
Да будетъ убо и наша любовь, возлюбленная братія, къ подобнымъ намъ всегда растворена мудростію и правосудіемъ, да не ослѣпляетъ очей нашихъ и да не подавляетъ разсудка и да будетъ равно благотворна какъ для насъ самихъ, такъ и для ближнихъ нашихъ. Есть въ мірѣ любящіе насъ, которые тысящекратно хуже враждующихъ намъ. Ихъ пристрастіе къ намъ закрываетъ отъ насъ истину, ихъ неумолкаемыя похвалы нашимъ достоинствамъ портятъ наши нравы, ихъ подозрительность характера внушаетъ намъ недовѣрчивость къ другимъ; словомъ: ихъ любовь къ намъ посѣваетъ въ насъ сѣмя вражды ко всѣмъ.
О! Бѣгайте таковыхъ любителей: это губительные посланники князя тьмы, который просилъ нѣкогда у Господа позволенія сѣять христіанъ, яко пшеницу, бѣгайте ихъ сообщества, въ самой любви ихъ враждебнаго для васъ, при самомъ доброжелательствѣ ихъ гибельнаго для вашего спокойствія и счастія.
Но хотите ли, чтобы ваше спокойствіе было невозмущаемо и счастіе ненарушаемо? Для сего любите вашихъ ближнихъ любовію святою и Божественною, любите ихъ въ Богѣ, для Бога и подобно Богу, любите такъ, чтобы Богъ былъ и началомъ и побужденіемъ и образцомъ любви вашей. Сей, а не другой какой любви ищите и отъ другихъ, и сію только одну, какъ совершенно безопасную и благотворную для васъ, пріемлите отъ тѣхъ, которые выставляютъ себя любящими васъ, и Богъ мира и любви благопоспѣшитъ вамъ во всемъ. Аминь.
Собраніе словъ, бесѣдъ и рѣчей Сѵнодальнаго Члена Высокопреосвященнѣйшаго Арсенія, митрополита Кіевскаго и Галицкаго. Часть I. — СПб.: Въ типографіи духовнаго журнала «Странникъ», 1874. — С. 436-446.
Источник:«Русскiй Порталъ»
