Аскетические традиции в древних восточных церквах. Александр Копировский
Февраль 9th 2011 -
Аскетические традиции в древних восточных церквах. Александр Копировский
Христологические споры V века, получившие разрешение на III (Эфесском, 431 г.) и особенно IV (Халкидонском, 451 г.) Вселенских Соборах, как известно, раскололи христиан Востока. Среди непринявших постановления этих Соборов оказались прежде всего восточные сирийцы — несториане и монофизиты, а также западные сирийцы, армяне и копты, образовавшие так называемые «дохалкидонские» церкви *.
_______________________
* Сирийских и коптских последователей дохалкидонских церквей называют еще иаковитами (яковитами) по имени знаменитого монофизитского проповедника VI века Иакова Бурдеайи (Барадая).Подвижничество в древних восточных церквах основано на общих для всего христианского мира аскетических принципах. Но в нем ярко выразились как этнические и культурные особенности народов этого региона, так и крайности тех учений, которые в свое время отделили их от вселенского православного единства, — несторианства и монофизитства.
Монахи-несториане ведут свое начало от Евгения, современника Нестория. Перед тем, как Евгений основал свой монастырь в Сирии, близ Нисибии, он подвизался в египетских обителях. Поэтому аскетическое направление сирийско-месопотамского несторианского монашества первоначально основывалось на строгом молитвенном подвиге по образцу египетских монастырей [1]. Монахи участвовали во всех дневных службах. Пищу принимали два раза в день — в полдень и при закате солнца, причем мясо исключалось, а вино употребляли только в случае болезни. Одежду носили лишь двух видов: грубую шерстяную зимой и льняную летом. Спали на голой земле, не раздеваясь. Постель делали только для больных. Монастыри, основанные учениками Евгения, были также и центрами миссионерства в языческие страны. Но рационалистический дух несторианства не способствовал усилению аскетического энтузиазма. Из учения Нестория, видевшего лишь связь, а не единение божественной и человеческой природы во Христе, логически вытекала невозможность постоянного обитания Бога в человеке, что снимало саму задачу аскетизма. Ко второй половине VI века несторианское монашество заметно поредело, утратило свое влияние и было реформировано по менее строгому, общежительному, принципу. Это сделал Авраам Великий (Кашкарский). Его монашеские правила были составлены по образцу устава св. Пахомия (чередование чтения и молитвы, труда и развлечений, также сильно смягченного) [2]. Однако решающего влияния на укрепление монашества не оказали и эти правила, тем более что они не были обязательными — за нарушение их не устанавливалось никаких наказаний (епитимий). Авраам лишь советовал поступать с нарушителями по евангельской заповеди — Мф 18: 15-17, т. е. отвращаться от невнимающих обличениям. Ряды и реформированного монашества продолжали редеть.
Наконец, в XIV веке митрополит Нисибийский Абедиеза соборне позволил монахам брак. Принятие монашеских обетов несториан прекратилось. Перестали существовать и монастыри. Существуют лишь отдельные подвижники, избравшие уединенную жизнь по собственному почину [1]. Монофизитское учение, ставившее человеческую природу Христа в подчиненное положение к божественной, наоборот, предполагало самую суровую аскезу по отношению к плоти как единственную возможность человеческого служения Богу. Было распространено отшельничество. Но и в общежительных монастырях образ жизни был до фанатизма строгим. Так, в монастыре Иоанна Амидского, одном из крупнейших, жизнь монахов проходила главным образом в молитве — общей и частной. Общее богослужение совершалось от первого часа утра до второго часа ночи. Все буквально соперничали друг с другом в бдении. Одни опирались на жезлы, другие на стену, третьи подвязывали себя под мышки веревками, наконец, юные и старые сидели, но не уходили.
В монастырях многие монахи жили на положении келиотов. Это означало столпничество или затворничество внутри отдельного монастыря. Аскеза келиотов была предельно строга: некоторые спали по два часа в сутки, носили вериги, пищу их составляли хлеб, вода и бобы, иногда овощи. Промежутки времени между едой доходили до нескольких суток. Напряженным был их молитвенный подвиг: инок Фома, живший в монастыре Иоанна Амидского на положении келиота, по свидетельству случайно видевшего это Иоанна Ефесского, молился всю ночь непрестанно. Всякий раз, произнося 30 молитв, он клал поклон, а поклонов таких было сделано 500. Но и при этом вожделенным идеалом для иноков оставалась пустыня.
«Почему ты печален, отче, — спросил Иоанн Ефесский келиота Мар Фому, — разве ты живешь не в монастыре, а в миру? Вот предоставлено тебе поститься, молиться и служить Богу, сколько хочешь... У тебя была келия в пустыне? Вот и здесь келия, делай в ней, что хочешь». Тот, поглядев с удивлением, сказал: «Разве может раб служить двум господам? И может ли человек быть в общении и с Богом, и с людьми? Если кто занимается знакомыми и сродниками по плоти, может ли он одновременно заниматься вещами духовными?» [2].
С течением времени первоначально очень распространенные у сирийских монофизитов крайние формы аскетизма, фанатические и даже уродливые, вытеснялись более умеренными, близкими по строю к православному монашеству. Этот процесс происходил на фоне постепенного сближения с православными и в области догматики.
С XIII века большинство монофизитских монастырей Сирии жило по киновиальным правилам св. Василия Великого. Количество затворников в монастырях значительно уменьшилось, а столпничество и отшельничество исчезли совсем. Православным исследователям конца XIX века аскетизм монахов-монофизитов уже не представляется чрезмерным [3]. В армянской церкви вначале наиболее распространенным было суровое аскетическое направление «босков» — «пасущихся» (т.е. питающихся только дикорастущей зеленью). Упоминаемые в IV веке, в эпоху св. Григория Просветителя Армении, «монастыри» — это именно боски, живущие на сравнительно небольшом пространстве вокруг какой-либо особенно уважаемой церкви, а не монастыри в обычном понимании.
Почти одновременно пришел в Армению и египетский устав св. Пахомия. Но католикос Нерсес I предпочел ему более развернутый и обоснованный общежительный устав св. Василия Великого, полностью вытеснивший в дальнейшем устав св. Пахомия.
В Х-ХIII веках было построено много крупных монастырей (Татев, Санаин, Ахпат, Гегард и другие), все — с уставом св. Василия [10]. Именно в это время наблюдался расцвет монашества в Армении, связанного с традиционной строгой аскезой. Монахи Хладцорского монастыря, например, во все дни Великого поста устанавливали для себя сухоядение и вкушали пищу раз в день, утоляя жажду простой водой только в субботние и воскресные дни. Очевидцы свидетельствуют, что эти иноки украшались смирением. Их объединял настоятель высокой духовной жизни отец Барсех (Василий), который, подобно апостолу, был «всем для всех» [11]. Монастыри славились своими школами, где изучались богословие, философия, математика, космография, и богатыми библиотеками (до 10 тыс. рукописей).
Тяготение к строгим дисциплинарным формам аскезы с особой силой снова проявилось в Армении в XVII веке, но уже как реакция на упадок традиционного монашества. Восстановление их иногда происходило даже силой в результате народных волнений *. Епископ Саркис и монах Киракос ввели в это время новый для Армении скитский устав по образцу греческих монастырей Палестины. Однако и самая детальная регламентация всех сторон жизни подвижников, вплоть до формы монашеской одежды по чину каждого [4], могла лишь на время упорядочить жизнь монашества. Для того же, чтобы обеспечить долговременные результаты, внешние меры были недостаточны. Поэтому аскетическое возрождение XVII века в Армении оказалось недолгим.
Pages: 1 2
