Первая неделя Великого поста

Февраль 20th 2010 -

В конце Литургии священнослужители совершают молебное пение на середине храма перед иконами спасителя и Божией Матери, молясь Господу об утверждении в вере православных христиан и обращении на путь истины всех отступивших от Церкви.

Дьякон затем громко читает Символ веры и произносит анафему, то есть объявляет об отделении от Церкви всех, кто осмеливается искажать истины православной веры, и «вечную память» всем скончавшимся защитникам веры православной, а «многая лета» — живущим.

Икона — не портрет, а образ грядущего храмового человечества. И так как этого человечества мы пока не видим, а только угадываем в нынешних грешных людях, икона может служить лишь символическим его изображением.
Что означает в этом изображении истонченная телесность? Это — резко выраженное отрицание того самого биологизма, который возводит насыщение плоти в высшую и безусловную заповедь.

Изможденные лица святых на иконах противополагают этому кровавому царству самодовлеющей и сытой плоти те только «истонченные чувства», но прежде всего — новую норму жизненных отношений. Это — царство, которое плоть и кровь не наследуют.

Воздержание от еды и в особенности от мяса тут достигает двоякой цели:
во-первых, это смирение плоти служит непременным условием одухотворения человеческого облика; во-вторых, оно тем самым подготовляет грядущий мир человека с человеком и человека с низшей тварью. В древнерусских иконах замечательно выражена как та, так и другая мысль.

Поверхностному наблюдателю эти аскетические лики могут показаться безжизненными, окончательно иссохшими. На самом деле, именно благодаря воспрещению «червонных уст» и «одутловатых щек» в них с несравненной силой просвечивает выражение духовной жизни, и это — несмотря на необычную строгость традиционных, условных форм, ограничивающих свободу иконописца. Казалось бы, в этой живописи не какие-либо несущественные штрихи, а именно существенные черты предусмотрены и освящены канонами: и
положение туловища святого и взаимоотношение его крест-накрест
сложенных рук и сложение его благословляющих пальцев; движение сте6снено до крайности, исключено все то, что могло бы сделать Спасителя похожим «на таких же, каковы мы сами». Но даже там, где движение совсем отсутствует, во власти иконописца все-таки остается взгляд святого, выражение его глаз, то есть то самое, что составляет высшее сосредоточие духовной жизни человеческого лица. И именно здесь сказывается во всей своей поразительной силе то высшее творчество религиозного искусства, которое низводит огонь с неба и освещает им изнутри весь человеческий облик, каким бы неподвижным он ни казался.

Комментарии закрыты.