Книга Иова (Фауст Гете)
Апрель 12th 2010 -
От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого; а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или! Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он. И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить. Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух. И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись. Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились весьма и говорили: воистину Он был Сын Божий.
Евангелие от Матфея
Был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и сатана. И сказал Господь сатане: откуда ты пришел? И отвечал сатана Господу и сказал: я ходил по земле и обошел ее. И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла. И отвечал сатана Господу и сказал: разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле; но простри руку Твою и коснись всего, что у него, — благословит ли он Тебя?
Книга Иова
В 1540 году на постоялом дворе немецкого города Вюртемберга остановился Иоганн Фауст. «Великий медиум, второй среди магов, астролог и хиромант, гадает на огне, по воде и воздуху» — так было написано в его визитной карточке. Кроме предсказаний будущего для богатых людей, он, будучи магистром Гейдельбергского университета, занимался алхимией. Об этом полу-учёном, полу-шарлатане ходила молва, что он продал душу дьяволу в обмен на знания. Ночью на постоялом дворе в Вюртемберге, как после рассказывал его владелец, стали происходить страшные вещи: стены начали сотрясаться от воплей, рева и грохота. Только утром хозяин решился подняться в комнату гостя и увидел обезображенное тело. На этой гостинице по сей день висит доска с надписью: «Один из самых могущественных демонов – Мефистофель, которого он при жизни называл шурином, — сломал ему шею по истечении договора, который длился 24 года, и обрек его душу на вечное проклятие».
Прошли два столетия. Легенды о Фаусте влились в фольклор. В кукольных театрах на ярмарках играли о нем спектакли, и, в общем, каждый немец знал эту страшную историю с детства. И вот однажды Лессинг, борясь с засильем французских вольтерианских драм, заявил, что хорошо бы немецким писателям обратить внимание на пьесы собственного народа, многие сцены которых по силу разве что шекспировскому гению.
Брошенную перчатку подняли, и одновременно в Германии появилось сразу несколько «Фаустов». Задумывается над своей трагедией и студент Страсбургского университета Иоганн Гёте. Ему всего 22, о скромности он еще не слышал, и жаждет состязаться не с современниками, а сразу с гениями: «Шекспир, друг мой, — говорит он, — если бы ты был еще среди нас, я мог бы жить только рядом с тобою!»
Многозначительная кукольная комедия о Фаусте на все лады звучала и звенела во мне. Я тоже странствовал по всем областям знания и достаточно рано уразумел всю тщету его. И я пускался во всевозможные жизненные опыты; они измучивали меня и оставляли в душе еще большую неудовлетворенность. Иоганн Вольфганг Гёте. Поэзия и правда
Одним из таких «опытов» была в те годы «каббалистическая химия» – занятие совсем недалекое от увлечений магистра Фауста. Гёте это понимал и всячески прятал свои магические эксперименты от старшего товарища – писателя, пастора и проповедника Иоганна Готфрида Гердера. И хотя именно Гердер пробудил в нем любовь к Шекспиру и к народным песням, замысел «Фауста» молодой поэт тоже от него скрывал. Может быть, ему стыдно было рассказывать духовному лицу о своих сомнениях веры. Во всяком случае, именно в этой внутренней борьбе добра со злом он видит главную трагедию своего доктора Фауста: «две души живут во мне, и обе не в ладах друг с другом».
Оставил я поля и горы,
Окутанные тьмой ночной.
Открылось внутреннему взору
То лучшее, что движет мной.
В душе, смирившей вожделенья,
Свершается переворот.
Она любовью к Провиденью,
Любовью к ближнему живет.
Но вновь безволье, и упадок,
И вялость в мыслях, и разброд.
Как часто этот беспорядок
За просветленьем настает!
Но почему это происходит с человеком, вот в чем вопрос. Однажды Иоганн наугад открывает Библию – подарок матери – и читает пророчество Исайи: «На малое время Я оставил тебя, но с великою милостью восприму тебя. В жару гнева Я сокрыл от тебя лицо Мое на время, но вечною милостью помилую тебя, говорит Искупитель твой, Господь». Эти слова, как пишет сам Гёте, глубоко трогают его, и предчувствия начинают наполнять его душу. В них слышны страдания знаменитого библейского праведника, и теперь он точно знает, что «Фауст», так же, как и Книга Иова, будет начинаться с пролога на небесах.
«Двадцать восьмого августа 1749 года, в полдень, как только пробило двенадцать часов, я появился на свет во Франкфурте-на-Майне. По неумелости повивальной бабки я родился почти мертвым, и только упорные усилия привели к тому, что я остался жив. Это обстоятельство, причинившее моим родным большую тревогу, послужило, однако, на пользу моим согражданам, потому что мой дед, городской староста, воспользовался этим поводом, чтобы учредить должность городского акушера и возобновить обучение повивальных бабок, что, вероятно, послужило на благо многим, родившимся после меня».
Его отец, действительный имперский советник Иоганн Каспар, был сыном дамского портного, а громкий титул попросту купил. Гордость, скептицизм, страстность и честолюбие, Гёте, как считал он сам, получил от него. Мама подарила ему веру, веселость, общительность и фантазии. Видимо это единство и борьба противоположностей, да частые болезни, которые одаривали мальчика уймой свободного времени, привели к тому, что к двадцати годам его уже называли гением немецкой литературы, всегда несчастно влюбленным. Первый раз его пылкая душа прониклась страстью к мастерице из шляпного магазина – прелестной Гретхен, но их насильно разлучили родители. Разрыв с Кетхен привел к тяжелейшей болезни, и жизнь юноши полгода висела на волоске. А когда Лоттхен вышла замуж за соперника, Гете едва не оборвал ее сам: «Вечером, прежде чем потушить свечу, я всегда пробовал, удастся ли мне погрузить себе в грудь на несколько дюймов острый клинок. Но мне никогда это не удавалось, и, в конце концов, я поднял себя на смех, бросил ипохондрическое кривлянье и решил жить».
Придя в себя, он садится за стол и буквально на одном дыхании превращает историю своей любви в «Страдания юного Вертера». Роман, где главный герой, убивает-таки себя, получил невероятную популярность. Среди его читателей прокатилась волна самоубийств. Потрясенный такой реакцией, Гете следующие издания предваряет просьбами не следовать примеру героя. Но сам тотчас возвращается к вопросу «быть или не быть».
Не в прахе ли проходит жизнь моя
Средь этих книжных полок, как в неволе?
Не прах ли эти сундуки старья
И эта рвань, изъеденная молью?
Итак, я здесь все нужное найду?
Здесь, в сотне книг прочту я утвержденье,
Что человек терпел всегда нужду
И счастье составляло исключенье?
Ты, голый череп посреди жилья!
На что ты намекаешь, зубы скаля?
Что твой владелец, некогда, как я,
Искавший радости, блуждал в печали?
В Книге Иова эти слова звучат так: «Как раб жаждет тени, и как наемник ждет окончания работы своей, так я получил в удел месяцы суетные, и ночи горестные отчислены мне. Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне. Отступи от меня, ибо дни мои суета». Во времена изобилия вопросы о смысле жизни не очень волновали Иова. Он делал все, что обычно полагается верующему, и даже немного больше, и благополучно процветал. Но сейчас, потерявший все и покрытый струпьями, он всерьез задумался о человеческой нужде, о безвинных страданиях и, в конечном итоге, об ответственности Бога за мир, который Он сотворил. И он дерзает вызвать Творца на суд, потому его душа не может принять мысль о том, что Создатель, Любящий и Милосердный, может быть не справедлив.
Фауст Гёте в детстве и юности был горячо верующим христианином. Его и сейчас уважает весь город, помня о том, как бесстрашно и бескорыстно он лечил бедняков во время чумы. «Вам следует благодарить, — скромно отвечает доктор, — Того, Кто всех учил любить». Но год за годом, набираясь знаний, он становился все надменней, сердце его каменело, и вот, наконец, ненасытная гордость привела к тому, что в Пасхальную ночь он решился свести счеты с жизнью. Произнеся Гамлетовский монолог, он уже подносит ко рту яд, как вдруг его останавливает перезвон и святое пение «Христос Воскресе!»
Поблагодарив Бога, Фауст идет к людям и обнаруживает, что до Воскресшего Господа никому нет дела, люди охвачены низменной суетой. Может, от незнанья? Он берется перевести Евангелие на немецкий язык. Но по-своему переиначивает первую же строчку. «В начале было дело», — пишет доктор, и в этот миг перед ним возникает бес.
Договор Фауста и Мефистофеля, как известно, основан на том, что дьявол получит душу ученого, если тот удовлетворится, наконец, в своем неуемном движении и воскликнет: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» Кажется, нет ничего проще: это же бесконечная земная жизнь с неограниченными возможностями! И Гете, начиная писать, сам не знал, как Фауст может проиграть пари. Зато в те годы он хорошо себе представлял, что такое неограниченные возможности.
Иоганну было двадцать шесть лет, когда восемнадцатилетний герцог Веймара, начитавшись «Вертера», пригласил его к себе и наделил всеми полномочиями верховной власти. В ведении Гете оказались внешняя политика, финансы, военное дело, образование, строительство дорог и каналов, орошение и прочее, прочее. Герцогство было крошечным, но самым настоящим. Молодой тайный советник круто принялся за преобразования. Он отстранил всех старых министров и в одиночку стал управлять государством. Кроме того, на досуге он занимался геологией, анатомией, где открывает межчелюстную кость у человека(!), да еще и в ботанике делает серьезные открытия. Он ставит оптические опыты и выступает с критикой Ньютоновских теорий в области спектра. Помимо этого у него есть свой театр, где ставят его драмы. «Величайший дар, за который я благодарен богам, состоит в том, что быстротой и разнообразием мыслей я могу расколоть один-единственный день на миллионы частей и сотворить из него маленькую вечность». Словом, Веймарский двор процветает, и так продолжается одиннадцать лет. Но в один прекрасный день Гёте исчез. Сбежал в Италию и поселился в Риме под чужим именем, оставив герцогу короткое послание: «Я знаю, Вы разрешите мне подумать о себе».
В Италии с Гёте произошел такой случай. Он плыл из Мессины на Капри, вдруг налетел шторм, судно понесло на скалы, началась паника. Один Гете обратился к пассажирам со словами успокоения. На ломаном итальянском, сам безумно страдая от качки, он произнес проповедь о Христе, укрощающем бурю. Люди посчитали, что это священник, и начали молиться, а сам проповедник вскоре упал без сознания.
В такие минуты к Гёте возвращалась вера. Только ему не с кем было ее разделить. «Церковный протестантизм, который нам преподавали, — пишет он, — представлял, собственно, только род сухой морали; о вдохновенном преподавании и не думали, и учение это не могло действовать на душу и сердце». Католицизм он называл папством, и «о своем пути вменил себе в обязанность соблюдать молчание». Многострадальный Иов не был представителем избранного народа, и, в каком-то смысле, тоже ощущал свою связь с Творцом лишь интуитивно, не имея такого опыта личного богообщения, каким обладал Авраам. И его друзей это устраивало: в обмен на благочестивое поведение им нужно было от Бога здоровье, счастье, достояние – все, что угодно, только не Сам Живой Господь. Так существуют многие люди во все времена. Но не Иов. Но не Гёте и не его Фауст. Да, он идет на бунт, на очень сомнительную сделку, но не ради собственного удовольствия.
Скорей о буре, урагане,
Угаре страсти разговор.
С тех пор, как я остыл к познанью,
Я людям руки распростер.
Я грудь печалям их окрою
И радостям – всему, всему,
И все их бремя роковое,
Все беды на себя возьму.
Вернувшись в Веймар через два года, Гёте отказывается от должности, и хотя герцог оставляет ему титул тайного советника, государственными делами он больше не занимается. Он встречает простую девушку, работницу цветочной фабрики, которую зовут Христианой, и, не взирая на злобное шипение двора, вводит ее в свой дом. Через год, чтобы примирить странного фаворита с высшим светом, Карл Август становится крестным отцом его малыша. Но это все равно не спасает мыслителя от одиночества. Гёте снова увлечен наукой, снова пытается окончить «Фауста» (и снова безуспешно) и постепенно начинает вести жизнь обыкновенного немецкого бюргера. «Со мной дело обстоит так однообразно и незаметно, как с часовой стрелкой – лишь со временем замечают мое движение».
В 92-ом он едет к герцогу на войну с французами. Военные, думая встретить в поэте этакого мечтательного простофилю, были немало удивлены, увидев подтянутого, энергичного человека. Еще больше он вырос в их глазах, когда, не сгибаясь, стоял под ядрами, а во время всеобщей паники читал в кухонной повозке учебник физики. И лишь однажды у него произошла стычка с офицерами. Увлекшись, Гёте стал объяснять специалистам, как надо наводить пушки, и один старый вояка грубо поставил его на место. Возникла неловкая пауза, и покрасневший Иоганн сказал: «Да господа, вы, право, откровенны… И дали мне жестокий урок. Впредь я не осмелюсь лезть со своими советами». Он протянул обидчику руку, они подружились и общались еще в течение двадцати лет.
Так же достойно Гёте вел себя с сильными мира. В 1808 году в Эрфурте собираются вершители европейской политики во главе с Наполеоном и Александром I, там же, на правах родственника русского царя присутствует веймарский герцог, который и зовет любимца. Он приезжает, и император, еще лейтенантом семь раз прочитавший «Вертера», тут же назначает ему аудиенцию.
Император делает мне знак приблизиться. Я останавливаюсь на подобающем расстоянии. Он смотрит на меня внимательно и говорит: «Вы человек!». Все решили, что я законченный язычник, раз слова Пилата о Христе «Ecce Homо!» применены ко мне в обратном смысле. Иоганн Гёте
Это, практически, все, что Гёте счел нужным сообщить об этой встрече, и то лишь через шестнадцать лет, и то, потому что это странное приветствие, равно как и дикое обращение завоевателя к поэту «мосье Готт», то есть, господин Бог, давно были известны по воспоминаниям Тамерлана.
Наполеон: Вы знаете русского царя? Вам следовало бы написать стихи об Эрфурте и посвятить их ему. – Гёте: Я никогда не делал подобных вещей, дабы не раскаиваться в них в последствии. – При Людовике XIV наши великие писатели поступали иначе. – Несомненно, сир, однако неизвестно, не раскаивались ли они в этом.
Ни этой, ни других императорских просьб он не выполнил, но все равно получил орден Почетного легиона да еще Звезду от Александра I, а Веймар был освобожден от воинских наборов. Может быть, после такого «аванса» Гёте и написал бы что-нибудь, но вечером в театре он услышал со сцены вольтеровскую фразу, которая заставила всех обернуться на царскую ложу, чтобы радостно лицезреть одобрительный жест: «Не победителя его прельщает путь – к Тому, Кто мир творит, намерен он примкнуть». Этими же словами дьявол прельстил первых людей: «вы сами будете, как боги, знающие добро и зло». Мефистофель вспоминает об этом в начале трагедии, Фауст – с горечью и раскаяньем – в конце. Очень возможно, что именно эта аудиенция привела к тому, что во второй части «Фауста» появился новый персонаж: гомункул – человечек в колбе, за которым скрывается бес.
В 1825 году он возвращается к «Фаусту». Тридцать лет он не чувствовал в себе таких сил: снова, как в юности, он хватает первые попавшиеся под руку листки, салфетки или афиши, и пишет на них наброски второй части. Глава за главой он продвигается к финалу, но в какой момент Фауст произнесет ключевую фразу, он по-прежнему не знает. «Тут приходят ко мне и спрашивают, — говорит он своему секретарю, — какую идею я хотел воплотить. Как если бы я сам мог определить ее! С небес через землю в ад – вот кое-что на первый случай. И далее то, что дьявол проигрывает в споре и человек, несмотря на тяжкие заблуждения, стремящийся к лучшему, должен быть спасен. Но это, еще не идея, а ход действия…»
Озарение приходит к нему всего за несколько месяцев до смерти, когда автору исполнилось восемьдесят два года, а главному его детищу – шестьдесят! Высшая точка «Фауста» повторяет кульминацию Книги Иова и напоминает нам о Днях Творения. Столетний, слепой старик, Фауст, как в молодости, начинает жить для людей, и к нему возвращается ведение того, что «В начале было Слово». И замысел Бога о человеке становится для него родным:
Мильоны я стяну сюда
На землю девственную нашу.
Я жизнь их не обезопашу,
Но благодатностью труда
И вольной волею украшу.
Пусть точит вал морской прилив,
Народ, умеющий бороться,
Всегда заделает прорыв.
Вот мысль, которой весь я предан,
Итог всего, что ум скопил.
Лишь тот, кем бой за жизнь изведан,
Жизнь и свободу заслужил.
Так именно, вседневно, ежегодно,
Трудясь, борясь, опасностью шутя,
Пускай живут муж, старец и дитя.
Народ свободный на земле свободной
Увидеть я б хотел в такие дни.
Тогда бы мог воскликнуть я: «Мгновенье!
О как прекрасно ты, повремени!
Воплощены следы моих борений,
И не сотрутся никогда они».
Человек должен научиться свободе, потому что только свободный способен любить. Это смысл жизни. Но эту науку он может постичь только в стремлении к Небу, только в сотворчестве с Богом. «До последнего часа, — говорит Гёте, — тогда свыше – на помощь ему – нисходит Вечная Любовь».
Сказал Господь Елифазу Феманитянину: горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы не говорили предо Мною ничего истинного, как раб Мой Иов. Итак, возьмите себе семь тельцов и семь овнов и пойдите к рабу Моему Иову и принесите за себя жертву; и раб Мой Иов помолится за вас, ибо только лицо его Я приму, дабы не отвергнуть вас за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов.
Книга Иова
Тэги: Евангелие, Иисус, Христос
Елена сказал:
Апрель 13th, 2010 at 22:28
+++++Очень интересно!