Священноисповедник Иоанн Калинин, Оленевский
Август 5th 2013 -
Память 18/31 мая, 24 июля/6 августа
Великий блаженный чудотворец, старец Иоанн родился в 1854 году в праздник Усекновения главы Иоанна Крестителя, 29 августа (11 сентября по новому стилю), в селе Оленевка Пензенской губернии.
Год и точное место рождения старца Иоанна до сих пор официально считаются неустановленными, так как документального их подтверждения пока не найдено.
Еще до рождения великого младенца в Оленевку прибыли два монаха и сообщили православным людям пророчество Божие: «Скоро здесь у вас родится младенец, который будет велик среди верных». По отбытии этих монахов прошел год, и родился сын у девы Ксении. При крещении дано было ему имя Иоанн. С рождения до самой смерти он не пропускал ни одной церковной службы, кроме того времени, когда был в тюрьме полгода. Сначала его носила в церковь мать, а потом сам бегал. Рано научился читать, и с семи лет стал читать в церкви своим мелодичным, звучным тенором и дискантом.
Вероятно, за обильные слезы своей обиженной матери, Ксении, Господь щедро наградил ее сына великой благодатью и святостью с малых лет. «Что ты тут строишь, Ванюша?» — спрашивали мальчика взрослые. «Целькву», — отвечал малыш, которому было в ту пору только два года. И действительно, из сырой глины, камешков и чурочек у ребенка получалась маленькая, хотя и нестройная церквушка.
Отец Ксении строго наказал свою дочь за ее грех и выгнал из дома. Позднее, все же пожалев ее, построил ей келию около сельской церкви. Иван так и рос под благодатью этой церкви, не пропуская ни одной службы, сначала с матерью, а потом самостоятельно, услаждая посетителей своим приятным благозвучным сильным тенором или дискантом. Народ так и рассуждал: «Чего мы в Борисовскую церковь пойдем, лучше в Оленевскую, мы хоть послушаем Ивана Васильевича, насладимся его пением». Только запоет, вся церковь «на воздусях». Пел он дискантом, высоко и чисто.
Мать его, Ксения, рано оставила Ивана сиротой, и воспитывался мальчик у родственников. Родственники рассказывали, что он маленький в куклы играл, делал церковь из глины, куклы шли в церковь молиться, а кто из них умирал, он их нес на кладбище, устроенное тут же около церкви, и хоронил. Шил им платья, вязал чулки и шапки, пел с куклами. Играл в кругу с 12-13-летними детьми и купался с ними. А по ночам тайно молился. Наташа, двоюродная сестра, чинила его одежду и ворчала на него: «Все коленки изъерзал и изодрал».
Еще мальчиком он стал приучать себя к строгой жизни: спал мало, сидя или согнувшись на полу, как котенок. Пищу принимал редко и помалу. С малых лет Иван отказался от вкушения мяса. Он пил обыкновенно стакан чая, который сам заваривал; картошку на шестке круглую испечет и чаем запивает без хлеба. Сласти не принимал с малых лет, а конфеты детишкам раздавал, чай же у него был лишь слегка подслащен. Яичко принимал только одно на Пасху, когда разговлялись. Изредка стаканчик молока выпьет, когда горло заболит. Однажды, чувствуя себя нездоровым, попросил сварить кашки гречневой на молоке. Ему сварили, а он только попробовал.
Любил он церковь, ни одну службу не пропускал, в церкви пел, читал, в алтаре помогал и людей в церковь звал: «Что ты не ходишь в церковь, Матерь Божия накажет. Здесь и Киев, и Иерусалим». Так говорил он про церковь Соловцовскую.
Мать его была Ксения, а отца никто не знал. Васильевичем назвали его по крестному. Два раза материнскую келию поджигали, они с матерью заново строились, миром-собором собирали. Когда же мать умерла, келию совсем отняли и поместили в ней пушную артель, а сироту переселили в келию племянниц Марфы и Татьяны, у них он и воспитывался дальше. Девушки шили, а он лоскутки соберет и детишкам раздает.
После их смерти мальчик стал жить в келии двоюродной сестры Наталии. В школе Иван Васильевич не учился. В пекарню бегал, навещал сирот, платки вязал, чулки, псаломщиком работал в церкви. Но за работу никогда ничего не брал.
Ночь у него была посвящена молитве. Спал мало, с перерывами, вскакивал на молитву, в темноте слышны были только слезы... В армию его не брали. Родственники рассказывали, что Иван Васильевич воспитывал сироту-сапожника, вместе с ним сапоги шил и похоронил его 18-летним. Однажды лет 14-ти от роду попал Иван в Кочетовку Каменского района, где жил блаженный старец Иоанн Кочетовский. Подошел этот старец к юноше Ивану Васильевичу, положил свою руку ему на плечо и протянул: «Ты будешь выше меня. К тебе будет слетаться народ, как птицы с небес».
Приходил Иван Васильевич в церковь первым, уходил последним. Селиванов, барин, начальник губернии, впоследствии хотел его в диакона произвести, но он был незаконнорожденный. По праведной жизни-то достоин, а незаконнорожденному не положено было в дьяконы...
Иван Васильевич кроме церкви нигде не работал, а дома сапожничал, вязал пуховые платки, лечил скотину, зубы лечил всем, кто обращался к нему. В церкви работал, а дома молился тайно, не показывая свои подвиги. И людям внушал: «Не показывайте, не молитесь напоказ!»
«Я отроду живу только в церкви, — говорил Иван Васильевич, — а дома из гроба встаю и в гроб ложусь, из дома, как из могилы, вылезаю». Так говорил батюшка, когда жил у Наталии, двоюродной сестры.
Много мест служения пришлось поменять батюшке за свою жизнь по мере того, как большевики одну за другой закрывали все новые и новые церкви. Но больше всего в его жизни было связано, конечно, с церковью Оленевской, при которой он рос и где был рукоположен во диакона (в 1920 году), и с церковью Соловцовской, где он служил последние свои годы и был возведен в сан иерея (2 сентября 1946 года).
В течение всей жизни батюшка несколько раз пропадал в лесу. Что он там делал, никто не знал, кроме Бога... Ищут, ищут его и не находят. Любил он лес и, бывало, говорил: «Пойду в лес безгрешный».
