Икона Божией Матери «Знамение»

Август 16th 2010 -

Икона Божией Матери «Знамение»

Самым древним на Руси образом Божией Матери «Знамение» является новгородская икона, написанная во второй четверти – середине XII века. Но название «Знамение» начинает связываться с ней, как ни странно, только в конце XV столетия, особенно четко – с XVI века, а окончательно закрепляется в XVII. Отмечать праздник иконы 27 ноября стали, по всей видимости, еще до явления ею чуда новгородцам, что случилось 25 февраля 1169 года (1170).

В Новгородской первой летописи сообщается, что новгородцы одолели суздальцев «силою крестною и святою Богородицею»[1], то есть какое-либо наименование с иконой еще не связывается. Икону летописец называет просто «святою Богородицею», без конкретного эпитета. Слово «знамение» тогда по обыкновению употреблялось в том же значении, что и у В.И. Даля: «Знамение – знак, признак, примета; клеймо, тамга, печать; явление природы или чудо для знаменования, доказательства; предвещенье чего-либо»[2].
Этимология слова «знамение» напрямую связана с глаголом «знать». Индоевропейское ĝen – «знать» тождественно ĝen – «рождать, рождаться» и происходит из этого последнего[3]. Именно понятия «рождать(ся)» и «знать» составляют смысл слова «знамение».
Рассмотрим символический и богословский смыслы иконографии образа. При этом не будем забывать об условности языка иконы и о разнице между изображением и изображаемым. И.К. Языкова пишет: «В момент созерцания иконы молящемуся как бы открывается святая святых, внутренняя Марии, в недрах Которой Духом Святым зачинается Богочеловек»[4]. Подчеркнем это «как бы». С такой оговоркой одно из значений круга, в котором изображен Эммануил, следует понимать и воспринимать как символ откровения. Но все-таки откровения – Божественного знамения. И хотя нам открывается самое сокровенное, тем не менее это только первая ступень беседы иконы с нами, когда знамение есть «предвещение чего-либо». На второй ступени Богородица, зная Спасителя еще до Рождества, еще во чреве, рождает – на иконе как бы извечно отправляет – Богомладенца в мир для спасения рода человеческого.
Руки Богородицы воздеты к небу, они распахнуты навстречу Тому, Кто выше всей вселенной, и в то же время они благословляют молящихся. Это очень древний молитвенный жест: по свидетельству Тертуллиана, руки христианами его времени воздевались и распростирались, «подражая страсти Господней»[5]. Молитвенно воздетые руки Богородицы означают также заступничество за людей пред Богом. Надпись на одной из византийских печатей начала XIII века гласит: «Простирая Свои руки и принося заступничество Свое всей вселенной, дай и мне Свой покров, о Пречистая, для того, что я должен совершить»[6]. С руками, воздетыми к небу, молился и Моисей во время битвы израильтян с амаликитянами: «И когда Моисей поднимал руки свои, одолевал Израиль, а когда опускал руки свои, одолевал Амалик; но руки Моисеевы отяжелели, и тогда взяли камень и подложили под него, и он сел на нем, Аарон же и Ор поддерживали руки его, один с одной стороны, а другой с другой стороны. И были руки его подняты до захождения солнца» (Исх. 17: 11–12). Здесь наглядно подтверждается значение всей психофизической стороны моления: мало произносить слова в сердце, не последнюю роль играет поза молящегося и его жесты. Обратим также внимание на тему света и благодати, сопровождающую этот жест. Имя «Аарон» переводится как «гора света», «Ор» – «свет». А руки самого Моисея были «подняты до захождения солнца», то есть руки, поддерживаемые «светами», протягивались к Свету и получали благодать Божию. Точно так же во время литургии перед престолом протягивает руки священник, возглашая: «Горе имеем сердца». Потому можно говорить о каноничности данного жеста, издревле применяемого в литургии, о своеобразной связи через этот жест Ветхого и Нового Заветов.
То же самое заложено в иконографии Богородичного образа «Знамение». И здесь мы видим исполнение Ветхого Завета в Новом. Богомладенец в изобразительном отношении условно, но извечно рождается в мир на его спасение. Потому Он нередко и помещен в мандорле, сквозь круги которой как бы исходят в мир Божественные энергии (опять тема света и благодати, отраженная даже в цвете одежды Эммануила). Мандорла в данном случае выступает в роли знака движения – движения Младенца и света. И когда при осаде Новгорода стрела суздальцев попала в икону и икона отвернулась от нападавших, то суздальцы тем самым лишились света и благодати, а новгородцы, напротив, получили эту благодать для решительных действий и победы над противником. Напомним, что греч. ενέργεια переводится как действующая сила, а знамение, по В.И. Далю, есть знак. Но по греч. знамение – σημειον – это чудесный знак, а не обычный. В новгородской Праздничной минее (ок. второй четверти XIV в.) данное слово в отношении чудотворной иконы употребляется именно в значении «предзнаменование», «чудо». Другое назначение мандорлы в данном случае – подчеркнуть христоцентризм иконы: и концентрическими кругами вокруг Богомладенца – «Свет пришел в мир» (Ин. 3: 19)[7], и своим высоким иерархическим статусом в системе иконописных символов. Простертые из медальона руки Богомладенца в Великой Панагии (от греч. Παναγία – Всесвятая) указывают на проникновение вечности во время[8], а значит – на упразднение времени, что характерно для православного мировосприятия[9].
Итак, первый смысл иконы «Знамение» – откровение. Вместе с тем в ней кроется и другое значение: христиане со своей стороны узнают Рождение и приход в мир Спасителя, знают Его и свидетельствуем о Нем как об узнанном. То есть рождение (γέννησις), собственно, и происходит во имя творения (γένεσις), чтобы вернуть творение к Божественному плану: дабы человек стал тварным богом по благодати. Иначе говоря, без разделения и смешения возникает двойственное единство «Бога и меня» – единство, о котором писал в свое время С.Л. Франк. Напомним, что слово «Божество» указывает в богословии на свойство, на природу, а слово «Бог» – на Личность. В качестве сверхвременного или вневременного акта происходит исполнение слов пророка Исаии: «Се, Дева во чреве приимет и родит Сына и нарекут имя Ему Эммануил, что значит: с нами Бог» (Ис. 7: 14; Мф. 1: 23). В XV веке этот текст Исаии приводится не только на иконах пророческого чина иконостаса, как в Успенском соборе Кирилло-Белозерского монастыря[10], но и служит основой для вольных литературных переложений, в которых по отношению к пророчеству употребляется слово «знамение»[11].
Религиозный опыт молитвенного общения с иконой позволяет обнаружить в себе новое состояние, исполненное Божественных энергий. Для его обозначения подходит греческий термин ένθεος[12] – букв. «наполненный божеством». На это состояние указывают слова Христа: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17: 21). Мы облечены во Христа, а Христос пребывает в нас. В этом случае на личном уровне между Первообразом и человеком при посредстве иконы устанавливается реальная взаимосвязь, а на общественном – икона становится общенародной святыней. Так священной охранительницей Великого Новгорода стал образ именно Божией Матери «Знамение». Эта икона считалась в Византии и на Руси также покровительницей Церкви, чем объясняется частое употребление ее иконографии на печатях монастырей, епархий и митрополий[13], в люнетах над входом в храм[14], в конхах апсид[15]. Есть основания для установления связи образа Божией Матери «Знамение» с иконой Благовещения. Если в недрах Марии «Духом Святым зачинается Богочеловек», как богословски верно отметила И.К. Языкова, то это и есть начало исполнения пророчества об Эммануиле: благая весть перешла в стадию своего осуществления. Поэтому Э.С. Смирнова совершенно права, считая изображения на обратной стороне иконы образами Иоакима и Анны, а не апостола Петра и мученицы Наталии, как полагал В.Н. Лазарев с последователями. Тема Боговоплощения – центральная для иконы «Знамение» (поэтому данная иконография и канонична для центра пророческого чина иконостаса). Обе стороны знаменитого новгородского образа с нарастанием содержания свидетельствуют именно о Боговоплощении. В противном случае теряется богословская связь между аверсом и реверсом этой иконы, что приходит в противоречие практике церковной жизни. Подобная связь присутствовала в подавляющем большинстве выносных православных образов.
С иконой «Знамение» непосредственно связан особый чин в честь Матери Божией, получивший название «Чин возношения Панагии». Но мы знаем, что Панагией называется и энколпион – небольшое изображение Богородицы, носимое архиереем на груди поверх облачения, и просфора, из которой на литургии изъята частица в память Пречистой. Просфора во время трапезы обязательно ставилась на специальное блюдо – панагиар – с изображением Богоматери «Знамение», часто в окружении пророков. На византийских панагиарах XII–XIII веков можно видеть надпись: «Христос есть Хлеб. Дева дарует тело Богу Слову». Надпись наносилась не только ради украшения; смысл ее заключался в том, чтобы таинственно соединить чин Панагии и смысл святого хлеба – тела Христова, полученного Им от Своей Матери. Так чин Панагии возвращает нас к теме Боговоплощения.
Родословная иконографии «Знамения» восходит к изображению Оранты, которую на Руси называли еще «Нерушимой стеной», потому что «считали заступницей “всех городов, предградий и весей” в борьбе против извечных врагов – степных кочевников»[16]. Правильно ли считать, что Оранту изображали как заступницу, начиная с росписей катакомб? В них можно видеть немало похожих по иконографии изображений: так первоначально изображались, например, души умерших, которые молились за еще живых христиан.
Оранта была и есть символ Небесной Церкви. Она стала таковым в полной мере и осознанно с того момента, когда была отождествлена с личностью Богородицы. Уже в катакомбах «под образом молящейся жены древние христиане имели обыкновение изображать иногда не кого другого, как Пресвятую Деву Марию»[17], сопровождая фрески надписями «Maria» и «Mara». Тем не менее, «в этих орантах мы имеем не портретный, индивидуальный тип Богоматери, но условное Ее изображение, принятое для каждой степенной христианской женщины»[18]. Однако в клейме «Вознесение» ампулы Монцы (иконография клейм восходит к IV–VI вв.) мы видим Оранту уже, несомненно, в лице Божией Матери, видим Ее как персонификацию апостольской Церкви.
С IX века Пречистую начали писать в конхе апсиды. Как отмечает И.К. Языкова, с тех пор «тема заступничества обретает более широкий аспект: молитва Богоматери связывает воедино Небесное Царство, представленное в верхней части храма, с “миром дольним” – у Нее под ногами. Богоматерь Оранта как бы раскрывается навстречу Христу, Который снисходит чрез Нее на землю, воплощается в человеческом образе и освящает Своим Божественным присутствием человеческую плоть, превращая ее в храм – отсюда Богоматерь Оранта трактуется как олицетворение христианского храма, а также всей новозаветной Церкви»[19].
Сербскими изографами в XIV веке написана фреска по типу новгородской иконы «Знамение», где Матерь Божия, изображенная в рост, одета не в привычную тунику, а в хитон с клавами. Подобные примеры можно видеть на некоторых фресках Оранты в катакомбах. Богородица в данном случае понималась как сама Церковь и как посланница. Если раньше заступничество Пречистой подразумевало движение от дольнего к горнему, то здесь оно понимается как апостольское и направлено от горнего к дольнему.
Протографы образа Богоматери «Знамение» известны тоже с IV века (катакомбы святой Агнессы в Риме) и, судя по отсутствию нимба у Богомладенца, созданы были до I Вселенского Собора, то есть до 325 года. А в V–VI веках их писали уже на иконах и в настенных росписях храмов, чеканили на монетах, воспроизводили на печатях византийских императоров, что говорит об их константинопольском происхождении. Особенно широкое распространение данная иконография получает с XI–XII веков и становится популярной во всей православной ойкумене. Тем не менее, многие искусствоведы считают временем появления этого извода лишь середину XI столетия, ссылаясь на сохранившиеся изображения монет (номисма императриц Зои и Феодоры, 1042 г.) и на сфрагистику (печати императрицы Евдокии Макремволитиссы, жены Константина Х в 1059–1067 гг. и Романа IV в 1068–1071 гг.). По всей видимости, путаница здесь происходит из-за нечеткой классификации названий иконографических типов, поскольку традиция закрепления устойчивых наименований того или иного типа Богородичных икон складывается лишь ко времени заката Византийской империи, а возможно и позже – уже в поствизантийское время.
По мнению И.К. Языковой, иконография Оранты есть сокращенный и усеченный вариант образа Богоматери «Знамение». Такое мнение не может не вызвать возражения. Поскольку извод Оранты древнее «Знамения», то первый не может быть «сокращенным вариантом» второго: усекать можно лишь то, что уже есть. Здесь мы имеем дело не с сокращением иконографии образа, а его строительством. Поэтому схема «Знамения» и сложней схемы Оранты, причем не только внешне, но и внутренне. «Это наиболее богословски насыщенный иконографический тип», – убеждена и сама И.К. Языкова[20].
Мы уже удостоверились на примере кипрских фресок[21] в несомненной связи изображений образа «Знамение» с образом Богоматери Влахернитиссы[22], что лишь подтверждает понимания слова «знамение» как чуда, ведь события 910 года, имевшие место во Влахернском храме[23], уже более восьмиста лет отмечаются Русской Православной Церковью как праздник Покрова Божией Матери. Видимо, закономерно, что икона именуется «Знамение» только на Руси и нигде больше. В других странах она известна под иными названиями, преимущественно взятыми из акафистов.
В искусстве византийского круга для данной иконографии использовалось несколько терминов, которыми часто оперируют и историки искусства: «Платитера» (от «Πλαντυτέρα τόν ουρανόν» – «Ширшая небес», из литургии Василия Великого), «Эпискепсис» («Επίσκεψις» – «Покровительница, Заступница»), «Мегали Панагия» («Μεγάλη Παναγία» – «Великая Всесвятая»)»[24]. Добавим сюда «Пантонассу» («παντο» – «все» + «νάσσα» от «ναίω» – «жить, обитать; находиться; населять»).
Следует отметить и определенную иконографическую связь между образом Божией Матери «Знамение» и иконой Богоматерь Никопея (Победотворная)[25]. При реставрации Влахернского храма (1030–1031) во время правления императора Романа III Аргира строителями была обнаружена замурованная в стене икона, которую спрятали от иконоборцев, скорее всего, в VIII веке при императоре Константине Копрониме. Найденный образ описал свидетель событий Иоанн Скилица. Его текст достаточно долго понимался как описание извода, идентичного тому, что и извод новгородской иконы «Знамение», однако современные исследователи сделали более точный перевод, из которого следует, что Богородица держит мандорлу с Богомладенцем в Своих руках. Так была найдена Никопея, известная с доиконоборческих времен. До наших дней дошла аналогичная Синайская икона VII века. Роль этого извода, по мнению академика Н.П. Кондакова и В.Н. Лазарева, перекликается с той ролью, которую призвана играть новгородская святыня – икона Богоматери «Знамение».
Отметим, насколько точно наши предки дали название образу! Чудо неразрывно связано с этой иконой. Особенно для новгородцев. Чудесным образом они получили от нее помощь при осаде города суздальцами. В 1356 году пожар, возникший в церкви, утих после молебна перед этой иконой. В 1611 году из Знаменского собора были выброшены шведы, пытавшиеся его ограбить. Сравнительно недавно многие присутствовавшие были свидетелями небесного явления: 15 августа 1991 года при передаче иконы из музея, где она долго хранилась, Новгородской епархии, радуга окружила кольцом золотой купол Софийского собора, а потом стала подниматься и растворилась в чистом, без единого облачка, небе.
В заключение напомним, что слово «чудо» образовано от глагола «чути» – то есть «слышать, ощущать». Бог, учитывая человеческую природу, для спасения Своего народа обращается к нему при помощи знамений. Пока мы будем «чуять» всеприсутствие Божие и всемирный покров Богородицы, можно надеяться на Ее заступничество и помощь в скорбях. А через Ее образ «Знамение» будет и дальше нисходить на нас светоносная благодать Божия.

_______________________________
[1] Цит. по: Смирнова Э.С. Новгородская икона «Богоматерь Знамение»: Некоторые вопросы Богородичной иконографии XII в. // Древнерусское искусство. Балканы. Русь. СПб., 1995. С. 289.
[2] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. М., 1994. Т. 1. С. 687.
[3] Кстати, отсюда и греческие омонимы γέννησις (рождение) и γένεσις (творение), которые нельзя путать между собой, но которые еще со времен ересиарха Ария, к сожалению, принимают одно за другое.
[4] Языкова И.К. Богословие иконы. М., 1995. С. 93.
[5] Тертуллиан. О молитве // Избранные сочинения. М., 1994. С. 299.
[6] Цит. по: Смирнова Э.С. Новгородская икона «Богоматерь Знамение». С. 292.
[7] В древности новгородская икона производила светоносное впечатление более сильное, чем сегодня, ибо по силуэту изображения была обрамлена блестящим металлическим окладом, предохранявшим святыню от механических повреждений.
[8] Известнейший ученый из Петербурга Г.М. Прохоров находит время крестообразным. Этот крест составляют прошлое, настоящее (в средокрестии), будущее и вечность, которая обозначается верхней частью креста. Прохоров трактует Боговоплощение как вхождение вечности во время, ведь Сын Божий, будучи рожден «прежде всех век» и оставаясь пребывающим в вечности, стал Сыном Человеческим, родился во времени. Отсюда вытекает естественный вывод: Христос представлял «вечность-в-настоящем», а его противники — «прошлое-в-настоящем» (см.: Прохоров Г. Крестообразность времени, или Пушкинский дом и около. СПб., 2002; Прохоров Г. Напоминание о Христе – противоядие против либерально-коммунистических фантазий и источник нового христианского творческого воображения в новом тысячелетии // http://www.agnuz.info/book.php?id=193&url=page06.htm; Погосов Артем. Икона и образ // Церковный вестник. М., 2006. № 3.
[9] Валерий Лепахин считает время иконой вечности: «Время, будь то хронологическое или циклическое, не самостоятельно и автономно, но тесно связано с вечностью, оно понимается и изображается как двуединая времевечность. Время не мыслится вне вечности, из которой оно «выпадает» при сотворении мира и которая полагает ему конец (см.: Откр. 10: 6) перед Вторым пришествием и началом Страшного суда» (Лепахин Валерий. Иконичный образ святости // http://www.pravoslavie.ru/jurnal/050617200127). Отметим, что еще Платон связывал время с вечностью. Для него время – несовершенный образ вечности.
[10] Лелекова О.В. Иконостас Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря, 1497 год: Исследование и реставрация. М., 1988. С. 320.
[11] На иконе пророка Софонии, ныне находящейся в Русском музее, можно видеть надпись: «Аз тя проповеда младу, из нея же страшно знамение» (См.: Смирнова Э.С. Московская икона XIV–XVII веков. Л., 1988. Табл. 104).
[12] Любопытно, что от этого греческого термина произошло некогда очень популярное слово – «энтузиазм».
[13] См. печати Киевских митрополитов Никифора I (1104–1121) и Михаила (1131–1147), Новгородских епископов Нифонта (1131–1156) и Аркадия (1156–1158 годы), Смоленского епископа Мануила (1137–1167), Галичского епископа Космы (1157–1165).
[14] См., например: 1) фреска Богоматерь Влахернитисса, храм Панагии Форбиотиссы в Асину на Кипре (1105–1106); 2) фреска кисти Феофана Грека Богоматерь Знамение над входом Троицкого придела, хоры храма Спаса на Ильине улице, Новгород (1378); 3) фреска Оранта (с Богомладенцем в медальоне) из монастыря Молдовита, Буковина, Румыния (XVI в.).
[15] См. фреску Богоматерь Влахернитисса, храм Панагии в Трикомо на Кипре (начало XII в. – 1130-е гг.) и др.
[16] Логвин Г.Н. София Киевская. Киев, 1971. С. 26.
[17] Голубцов А.П. Из чтений по церковной археологии и литургике. СПб., 2006. С. 234.
[18] Там же.
[19] Языкова И.К. Богословие иконы. С. 189.
[20] Там же. С. 92.
[21] См. настенные росписи в храме Панагии Форбиотиссы в Асину и в храме Панагии в Трикомо, которые упоминались выше (примеч. 13, 14).
[22] «Название “Влахернитисса” встречается как на композициях с Богоматерью Орантой без медальона с Эммануилом, так и на композициях с Богоматерью Орантой и Эммануилом, то есть как на новгородской иконе. Однако сами византийцы применяли это название не только к этим, но и к другим изображениям, например к Богоматери с Младенцем типа “Умиления”, по иконографии более всего напоминающую нашу Толгскую. Вероятно, все чтимые образы Влахерн, с их разнообразными иконографическими типами, могли называться “Влахернитисса”, в том числе и вариант новгородской чудотворной иконы» (Смирнова Э.С. Новгородская икона «Богоматерь Знамение». С. 292).
[23] «Знамение Божией Матери во Влахернской церкви эсхатологично. По пророчествам, Покров является знамением и чудом последних времен. Значение этой тайны откроется тогда, когда зло одержит на земле уже как будто полную и безоговорочную победу. Что это будет за откровение, нам неизвестно теперь», – пишет современный автор (Рогозянский Андрей. Покров: богословская тайна и исторический парадокс // http://www.rusk.ru/st.php?idar=103738).
[24] Смирнова Э.С. Новгородская икона «Богоматерь Знамение. С. 290.
[25] См.: Лазарев В.Н. Русская иконопись // Иконы XI–XIII вв. М., 2000. С. 42, 166; а также: Кондаков Н.П. Иконография Богоматери. Пг., 1915. Т. 2. С. 105–123.

Виктор Кутковой

Оставьте комментарий!