Старец схиархимандрит Зосима
Сентябрь 4th 2010 -
Пастырь добрый созидая храмы душ
После окончания академии иеромонах Савватий по распределению был направлен в Одесскую епархию, где высокопреосвященнейшим Сергием был определён в Свято-Успенский монастырь.
Здесь, по особому Промыслу его определили в келию, где жил до своей праведной кончины схиигумен Кукша (Свято-Успенский монастырь стал последним пристанищем праведного скитальца безбожные власти ему не давали нигде долго засидеться: их пугал поток богомольцев, который шёл к святому молитвеннику).
Как знак преемственности благодати старчества молодому иеромонаху досталась в наследство схимническая риза преподобного, к которой батюшка всегда, ещё задолго до прославления о. Кукши в лике святых, относился как к великой святыне.
Монастырским послушанием Батюшки была пасека и садовое хозяйство. Внутреннее же монашеское делание в этот короткий период его жизни осталось сокровенным.
Можно только предположить, что уже начало его монашеского пути было отмечено крестом скорбей печатью особого избранничества Божьего. Во всяком случае, уже сам постригая в монашество, новопостриженных он предупреждал: «А теперь ждите: будут скорби, болезни, клевета. Побеждайте все козни врага терпением и смирением».
В это время обостряется тяжёлая болезнь его матери — астма: приступ за приступом, и некому даже воды подать. В связи с этими обстоятельствами Батюшка пишет прошение о переводе в Ворошиловградско-Донецкую епархию. И уже 25 декабря 1975 года иеромонах Савватий зачислен в клир Донецкой епархии и определён на место настоятеля в храм св. Александра Невского посёлка Александровка Марьинского района.
Таким образом сбылось ещё одно пророчество его духовных наставников: он становится «простым сельским батюшкой»...
На этом поприще пастырского служения его ожидали неподъятные труды по возвращению полноценной приходской жизни, неравная и поистине кровопролитная борьба со жрецами Красного Ваала, который вынес смертный приговор всем инакомыслящим. И в этой борьбе Господь ему уготовал венцы победителя.
В Александровке Батюшка прослужил 10 лет: две безбожных пятилетки в небольшом посёлке Донбасса он созидал храмы Душ человеческих. Полуразрушенная сельская церковь стала первым предметом его забот: сначала он построил паломническую трапезную, потом сделал внешний и внутренний Ремонт храма, обновил иконостас, возвёл крестилку, обустроил церковный дворик... И через несколько лет его трудов храм св. Александра Невского засверкал в своём прежнем благолепии. И это когда? Когда по всей необъятной Стране Советов не было построено ни одного нового храма, напротив — планово закрывались и уничтожались уцелевшие храмы и обители. На этом фоне строительств о. Савватия было явлением безпрецендентным. Для этого подвига мало было просто человеческого мужества и стойкости.
Основание своего пастырского подвига Батюшка заложил на неукоснительном, истовом ежедневном богослужении. «Службы у него всегда были длинные, монастырские, но молился он пламенно», — отмечали его чада.
Он как пламенная свеча горел пред Господом, и этот пламень его молитвы зажигал огонёк веры в человеческих сердцах. Его службы буквально потрясали, переживались всем существом как откровение иного мира. Кто однажды побывал у него на службе, вновь и вновь жаждал припасть к этому живительному источнику, как со слезами на глазах вспоминали его чада:
«Меня с трудом уговорили поехать в Александровку, одна старая матушка упросила, чтобы я её сопровождала — вспоминает схимонахиня Фамаида, в миру Любовь. — Там монах служит: какая там молитва! Выехали под Покров. Всю дорогу шел дождь, и я, грешница, всё время ворчала в автобусе: не всё ли равно в каком храме молиться, служба везде одинаковая. Мокрые, продрогшие, мы вошли в храм. Стала около дверей, везде темно, только алтарь светится. Я услышала только два слова Батюшки: «Мир всем».
Я такого никогда не слышала и не знала, что есть такая молитва. Я как заплакала — и всю службу проплакала, Служба как одно мгновение прошла...»
Как одно мгновение... Те же слова говорили многие, не смотря на усталость, болезни — все это не чувствовалось, забывалось во время этой пламенной молитвы.
А ведь службы у Батюшки начинались в шесть утра (иногда и в пять) — и до двенадцати, часа дня. Вечернее богослужение начиналось в пять вечера (а иногда — в четыре) — и до десяти.
В перерыве между службами о. Савватий исполнял различные требы: крещение, венчание, отпевание, освящение. Храм был один-единственный на всю округу — и батюшка был буквально завален требами. Никогда денег за требы он не брал: «Пусть сто человек не заплатят, зато Господь пошлёт одного, который всё покроет», — это была его позиция.
Так однажды паломница Клавдия пыталась сунуть в руку о. Савватию записку с деньгами на молебен. Батюшка записку взял, а деньги вернул обратно: «У тебя ведь самой денег нет даже на обратный путь».
Уже тогда Господь дал своему избраннику за чистоту жизни дар знания сердец человеческих, он видел помыслы их и читал в душах людей, как в раскрытой книге. «Мне сказали, что в Александровке служит монах который о всех всё знает», вспоминает монахиня Афанасия обстоятельства своего первого знакомства с Старцем.
В Александровку за советом привёл Господь и Ивана (Трубицына) — будущего схиигумена Лазаря, сотаинника Старца.
Сына Ивана Гавриловича в 1983 году взяли в Афганистан. Вначале службы он ещё писал домой, потом три месяца не было от него никаких известий. Родители не находили себе места, и тут им посоветовал обратиться к о. Савватию, что служит в Александровке.
С утра Иван Гаврилович сходил на базар, съезди автобусом в Донецк по делам, а отсюда уже отправился к о. Савватию: «Приехал в Александровку — уже темнеет, — вспоминает схиигумен Лазарь. — Смотрю: ходит бабушка. Спрашиваю:
— Бабушка, а о. Савватий есть?..
— Есть-есть, — кивает.
А тут и о. Савватий выходит на крылечко, на меня смотрит и говорит:
— Дедушка (а Ивану Гавриловичу было уже за 60) по базару прошлялся, по автобусам проехался, а какая сегодня была лития... Ну, что тебя привело?
— У меня сын в Афганистане ...
— Они там как на Голгофе, — говорит.
— Может, он уже и не живой — три месяца известий нету?
— Живой, живой... Приедешь додому, получишь известие...
Когда я приехал домой, мы получили от сына письмо, что его перевели в другую часть...»
Однажды, когда Батюшка принимал в крестилке людей, трудница Надежда штукатурила в коридоре и видя щедрость и милосердие Старца, она неожиданно подверглась нападению помыслов: «Вот, Батюшка всех одаривает, а мне хотя бы тряпку какую-то дал», — и аж горло сдавило от обиды. Вышли очередные посетители... И вдруг Батюшка, выглянув в коридор, говорит: «Надька, иди сюда! Вот тебе тряпка», — и с этими словами обронил ей в руки кусок материи, которой оказалось как раз на кофточку...
Две паломницы ехали к Батюшке на службу, и возник между ними спор: одна другой доказывала, что та Неправильно называет себя Феодосией, надо Феонией...
Уже приехали к храму, а тут и сам Батюшка на службу идёт, и, как бы между прочим, окинув их взглядом, Произнёс: «Конечно же, Феодосия, Феодосия...»
И подобных случаев было великое множество, которые свидетельствуют о том, что он своим духовным взглядом прозревал не только помыслы человеческих сердец, но и обстоятельства жизни тех, кто к нему обращался за молитвенной помощью и духовной поддержкой.
О силе же его молитвы красноречивее всего свидетельствует тот факт, что он часто одним своим словом исцелял духовно болящих, то есть одержимых нечистыми духами.
«Во время службы в храм зашла женщина, — вспоминает схиигумен Лазарь, — и вдруг начинает кричать, лаять. Гляжу: Савватий выходит из алтаря и говорит:
— Бес, что ты мне мешаешь служить? Я Богу служу, замолчи сейчас же!..
Женщина успокоилась и тихо простояла всю службу около стеночки.
Через некоторое время встречаю эту женщину, я же её знаю:
— Ну как, бес мучает?
Нет, — говорит она, — ушёл. Отец Савватий его выгнал...»
Когда я впервые увидела Старца, вспоминает монахиня Силуана, — то сначала едва ли не разочаровалась: я его представляла в дорогих одеждах, в митре, представительным таким. Стою в храме, и вдруг шёпот: «Батюшка!». Все расступились — заходит: высокий ростом, худенький, с посохом в руках, коротенький полинявший искусственный полушубок и полинявший подрясник. Мне не хотелось верить, что такой большой человек — и так бедно одетый…
С нами приехала девочка — лет шестнадцати. Когда Батюшка дошёл до середины храма, бес из неё начал кричать. Батюшка приложился к иконе и говорит:
— А ты откуда здесь взялся? (Так и сказал: не взялась, а взялся). А ну-ка выходи отсюда, — и помахал посохом.
— Вон отсюда, вон — чтобы я тебя здесь не видел.
Девочка выскочила во двор; как оказалось впоследствии Старец её исцелил. Я поняла: он кричал не на неё, а на беса».
Подобные случаи, когда тяжёлая духовная болезнь проходила от одного слова подвижника, можно найти разве что в житиях святых.
Полинявший полушубок и полинявший подрясник неизменные атрибуты его старческого служения — свидетели его крайнего нестяжания... В них он встречал самых важных гостей и в Никольском.
«Я монах, мне ничего не надо», — подчёркивал Старец. И в то же время — какой у него был изысканный вкус, когда речь заходила о благоустройстве, украшении храма. На церковное благолепие он был готов отдать последнюю копейку.
Труды о. Савватия по благоустройству прихода были достойно оценены епархиальным начальством: в 1977 году Батюшка награждён наперсным крестом, в 1980-м возведён в сан игумена, в 1983-м награждён орденом преп. Сергия Радонежского, в 1984-м — палицей.
Но не только епархиальное начальство высоко ценило пастырское служение Старца, но, увы, и представители безбожной власти, компетентные органы — так же по-своему оценили его труды: оказывается, под самим носом у них ведётся оголтелая религиозная пропаганда. В то время, когда советский народ всё ближе и ближе к заветным идеалам коммунизма, — какой-то сельский поп возглавил религиозною контрреволюцию и развращает чуждой идеологией массы.
Игумену Савватию предстояло пройти через жернова Красной Инквизиции... Как золото очищается в огне, так и дух Батюшки должен был пройти сквозь огонь гонений и мученичества за Христа, чтобы ещё ярче воссиять своей любовью к Господу.
Метки: Зосима (Сокур)
