Преподобный Амвросий Оптинский (видео)
Июль 9th 2010 -
Здоровье отца Амвросия со временем сильно пошатнулось. Когда он ездил на иерейскую хиротонию в Калугу, то простудился и долго болел, получив осложнение на внутренние органы. С тех пор он уже не мог по-настоящему поправиться от болезней. Но подвижник никогда не унывал и признавался, что телесная немощь благотворно действует на его душу. «Монаху полезно болеть», — любил повторять старец Амвросий. И другим в утешение говорил: «Бог не требует от больного подвигов телесных, а только терпения со смирением и благодарения».
В начале сентября 1846 года отец Амвросий вновь заболел и так серьезно, что уже не надеялись на выздоровление и он был келейно пострижен в схиму с сохранением имени Амвросия. Эта тяжелая болезнь продолжалась более года и имела очень большое значение для внутренней духовной жизни отца Амвросия. Чувствуя крайнюю слабость и потеряв надежду на улучшение здоровья, он в декабре 1847 года подал прошение об оставлении его в обители за штатом. На основании заключения уездного врача Калужское епархиальное начальство признало иеромонаха Амвросия неспособным ни к каким монастырским послушаниям и постановило исключить его из штата братии Оптиной Пустыни, оставив его на пропитании и призрении обители. В это время отцу Амвросию было всего только 36 лет.
Таким образом, несмотря на молодые годы, земная деятельность отца Амвросия, по обычным человеческим представлениям, казалась уже совершенно закончившейся. Он должен был доживать свой век инвалидом, на иждивении обители, по болезни не мог даже совершать богослужений. Но как и первый зов Божий был явлен ему через болезнь, так и призыв к подвигу старчества был дан в состоянии полной физической немощи. В духовном становлении старца Амвросия исполнялись слова Господа: «Аминь, аминь глаголю вам, аще зерно пшенично пад на землю не умрет, то едино пребывает: аще же умрет, мног плод сотворит» (Ин. 12, 24).
Через некоторое время, неожиданно для всех, больной начал потихоньку поправляться и даже выходить на улицу для прогулок. Батюшка вспоминал, как он в первый раз вышел на воздух летом 1848 года: «В летний ясный тихий день вышел я впервые из келлии и побрел, опираясь на палку, едва передвигая ноги, по дорожке за сажелкой. (Это самая уединенная дорожка внутри скита, вдоль восточной стены.) Первым навстречу мне попался игумен Варлаам (бывший Валаамский настоятель). «Ну, что, — спрашивает, — поправляешься?» — «Да, вот, —отвечаю, — слава Милосердому Богу, оставил на покаяние». Отец игумен остановился и, глядя на меня, начал говорить смиряющим тоном: «А что ж ты думаешь, — лучше что ли будешь? Нет, не будешь лучше: хуже, хуже будешь». Вот теперь и сам вижу, что стал хуже».
В дальнейшем приступы болезни неоднократно повторялись, иногда угрожая жизни подвижника. Это положение сильнее аскетических подвигов способствовало его духовному укреплению, он, можно сказать, привык находиться на грани жизни и смерти, что само по себе освобождает от всяких земных привязанностей, заставляет жить одной надеждой на помощь Божию. Отец Амвросий переносил болезнь без ропота, с благодарностью Господу. Всё это время незримо происходило возрастание в немощном телесно монахе разнообразных духовных дарований.
Старец Макарий воспитывал строгого подвижника, украшенного смирением, терпением и другими иноческими добродетелями. Он, как в свое время и отец Леонид, нередко подвергал отца Амвросия унижениям и оскорблениям. Когда за отца Амвросия пытались заступиться свидетели этих «воспитательных мер»: «Батюшка, он человек больной!» — старец отвечал: «А я разве хуже тебя знаю. Но ведь выговоры и замечания монаху — это щеточки, которыми стирается греховная пыль с его души; без сего монах ржавеет». За всем этим была огромная любовь старца к своему подопечному. Проявлялась она и в «вещественных утешениях», иногда — маленьких, но согревающих и поддерживающих в нелегком иноческом житии. «Иду однажды по скиту, — рассказывал сам отец Амвросий, — вдруг мне навстречу батюшка, где-то он взял крошечную баночку варенья, вышиною не больше вершка, и, подавая мне ее, говорит: «На-ко, на-ко тебе для услаждения гортани от горести, ею же сопротивник напои»». Под руководством старца Макария отец Амвросий смог без особых преткновений обучиться искусству из искусств — умной молитве.
Рядом со старцем монах Амвросий не только возрастал и совершенствовался сам, но и проходил бесценную школу старческого окормления — и на собственном опыте, и на примере того, как старец общался с народом — давал советы, утешал, молился, увещевал.
Круг обязанностей отца Амвросия постоянно расширялся, он нес два важных послушания: помогал старцу в издании святоотеческих трудов и другой душеполезной литературы, а также по его поручению отвечал на некоторые письма. Так старец Макарий постепенно готовил себе преемника.
Старец Макарий привлек своего ученика к работе над подготовкой к изданию переводов святоотеческих творений. Отец Амвросий был ревностным сотрудником старца, он подготовил издание одного из самых главных аскетических творений — «Лествицы» преподобного Иоанна Лествичника. В основание его был положен перевод старца Паисия Величковского, кроме того, изучались и сравнивались другие печатные издания и переводы «Лествицы», а также подлинный греческий текст книги. Целью этой большой работы было предложить читателям понятный, доступный текст, сохранив при этом точность изложенных в нем высоких духовных истин.
Отец Амвросий не оставил дело книгоиздательства и после кончины старца Макария. Со временем стали выходить и жизнеописания оптинских подвижников. Отец Амвросий сам составил жизнеописание старца Макария, под его руководством были собраны и изданы письма старца.
Кропотливая работа над текстами святоотеческих творений под руководством мудрого старца стала также этапом в духовной подготовке отца Амвросия к подвигу старчества, который ему пришлось взять на себя после кончины отца Макария, последовавшей в 1860 году.
Еще при жизни старца Макария, с его благословения, некоторые из братии приходили к отцу Амвросию для исповеди и за советом. Вот как об этом рассказывал игумен Марк, окончивший жизнь на покое в Оптиной: «Сколько мог я заметить, отец Амвросий жил в это время в полном безмолвии. Ходил я к нему ежедневно для откровения помыслов и почти всегда заставал его за чтением святоотеческих книг. Если же не заставал его в келье, то это значило, что он находился у старца Макария, которому помогал в корреспонденции с духовными чадами или трудился в переводах святоотеческих книг. Иногда же я заставал его на кровати и со сдержанными и едва приметными слезами. Мне казалось, что старец всегда ходил перед Богом или как бы всегда ощущал присутствие Божие, по слову псалмопевца «предзрех Господа предо мною выну» (Пс. 15, 8), а потому все, что ни делал, старался творить ради Господа и Ему в угодность. Поэтому он всегда сетовал, боясь, как бы чем не оскорбить Господа, что отражалось и на его лице. Видя такую сосредоточенность своего старца, я в его присутствии всегда был в трепетном благоговении. Да иначе мне и нельзя было быть. Когда, по обыкновению, я опускался пред ним на колени, чтобы получить благословение, он весьма тихо спрашивал меня: «Что скажешь, брате, хорошенького?» Озадаченный его сосредоточенностью и умилением я, отвечал: «Простите, Господа ради, батюшка. Может быть, я пришел не вовремя?» — «Нет, — скажет старец, — говори нужное, но вкратце». И, выслушав меня со вниманием, он с благоговением преподаст полезное наставление и отпустит с любовью. Наставления же он преподавал не от своего мудрствования и рассуждения, хотя и богат был духовным разумом. Если он учил духовных чад, относящихся к нему, то как бы в среде учащегося, и предлагал не свои советы, а непременно деятельное учение святых отцов». Если же отец Марк жаловался отцу Амвросию на кого-либо обидевшего его, старец, бывало, скажет плачевным тоном: «Я сегодня-завтра умру. Что я сделаю с этим братом? Ведь я не настоятель. Надобно укорять себя, смиряться перед братом — и успокоишься». Такой ответ вызывал в душе отца Марка самоукорение, и он, смиренно поклонившись старцу и испросив прощения, уходил успокоенный и утешенный, «как на крыльях улетал». Иеромонах Оптиной пустыни отец Геронтий вспоминал, что «отец Амвросий хотя и старчествовал, но как бы прикровенно». Кроме монахов, отец Макарий сближал отца Амвросия и со своими мирскими духовными чадами. Видя его беседующего с ними, старец Макарий шутливо говорил: «Посмотрите-ка, посмотрите! Амвросий-то у меня хлеб отнимает!»
Отец Амвросий получил благословение на духовное окормление братии в очень молодом по монастырским меркам возрасте — ему не было и 40 лет, но таково было доверие к нему опытных отцов, видевших его редкие дарования. Когда старец Макарий скончался, отец Амвросий постепенно был поставлен на его место, но он не сразу был признан братией преемником старца. С течением времени слух о духовной опытности и мудрости отца Амвросия все более и более распространялся, число обращающихся к нему возрастало. Иеромонах Антоний (Бочков) писал об отце Амвросии, что обитель Оптинская «от него получает укрепление и назидание. Причиною тому служат: его кротость, доброта и простота. Его благой пример и советы могут сотворить чудо... Хвалить его напрасно. Дела лучше слов говорят за него... Видно, назначено ему спасаться болезнями; редкое его незлобие и младенчество христианское все переносит благодушно: и Божие наведение, и человеческие неправды».
Одна барыня, глубоко огорченная кончиной отца Макария, услышав, что в Оптиной пустыни есть теперь новый старец, отец Амвросий, воскликнула: «Как! Чтобы я после Макария пошла к этому монаху, который все вертелся в батюшкиных кельях и расхаживал с мешочком! Это невозможно!» Но спустя некоторое время, случайно побеседовав с отцом Амвросием, она вышла от него растроганная и впоследствии говорила: «Я знала обоих, но чувствую, что отец Амвросий еще выше отца Макария».
Через 40 дней после кончины старца Макария отец Амвросий перешел на жительство в корпус рядом со скитской оградой, с правой стороны от колокольни. На западной стороне этого корпуса была сделана пристройка, называемая «хибаркой», для приема женщин (в скит их не пускали). Тридцать лет, до отъезда в Шамордино, прожил здесь отец Амвросий, служа ближним.
Вскоре после кончины старца Макария, обитель постигла еще одна утрата: в 1862 году скончался настоятель архимандрит Моисей. При нем начался расцвет монастыря, при нем поступил в обитель отец Амвросий. Новым настоятелем обители стал отец Исаакий (Антимонов). Старец Амвросий был его духовником, архимандрит Исаакий относился к нему с глубоким благоговением и преданностью, во всем полагаясь на его советы, ничего не предпринимая без его благословения.
Внешняя сторона жизни старца Амвросия была самая скромная. В келье его было только необходимое: в переднем углу — несколько икон, около двери висели ряса и подрясник с мантией, кровать с холщевым, набитым соломой, тюфяком и такой же подушкой — вот и все ее убранство. При старце были два келейника: отец Михаил и отец Иосиф (Литовкин, будущий старец). Главным письмоводителем был отец Климент (Зедергольм), сын протестантского пастора, перешедший в Православие, высоко образованный человек.
На молитву отец Амвросий вставал в 4 утра, звонком вызывал келейников, они прочитывали правило, после чего старец оставался один, совершая Иисусову молитву. После краткого отдыха, читались часы: третий, шестой с изобразительными и, смотря по дню, канон с акафистом Спасителю или Божией Матери. Эти акафисты старец выслушивал стоя. После молитвы и легкого завтрака начинался трудовой день с небольшим перерывом в обеденное время. Ел старец крайне мало. Даже во время обеда келейники продолжали задавать ему вопросы по просьбе посетителей. После некоторого отдыха напряженный труд возобновлялся — и так до глубокого вечера. Трудно представить себе, как он мог, будучи постоянно болен, в полном изнеможении сил, принимать ежедневно толпы людей и отвечать на десятки писем.
Вот описание обычной обстановки в хибарке старца, где его всегда ожидали многочисленные посетительницы: «Лишь только выйдет к ним келейник, как в сотню голосов к нему: «Доложите, доложите». Желая хоть сколько-нибудь успокоить посетительниц, он спросит: «Как о вас доложить?» Каждая, конечно, сказывает, откуда прибыла. Но где же ему в такой суматохе всех упомнить? Своеобразно докладывал о них отец Михаил: придет к старцу и скажет: «В хибарке вас, Батюшка, ждут». — «Кто там?» — спросит старец. — «Московские, Вяземские, Тульские, Белевские, Каширские и прочие народы». — «Скажи, чтобы подождали»».
