Преподобноисповедница Матрона Дивеевская (видео)
Ноябрь 6th 2015 -
Прожив три года в заключении, инокиня Матрона направила наркому внутренних дел заявление с просьбой о пересмотре ее дела и освобождении. «За что меня судили и наказали так строго? — писала она. — За то, что я работала сторожем-уборщицей в церкви, я думаю, что за это карать не могут». Ответа на свою просьбу она не получила.
Полностью отбыв срок наказания, инокиня Матрона освободилась из Карагандинского лагеря 11 ноября 1947 года. Вместо паспорта у нее на руках были временное удостоверение и справка об освобождении из заключения. Снова ей пришлось искать пристанище. Матушка не могла жить без храма, без Божественной службы. Душой она стремилась к родной, любимой с детства обители, но монастырь был разорен, и она выбрала для жительства село Выездное близ Арзамаса. Здесь была действующая церковь в честь Смоленской иконы Божией Матери — одна из немногих, сохранившихся в округе, и при ней селились некоторые дивеевские сестры. Главным занятием инокини Матроны по-прежнему было служение в церкви. Зарабатывала она на жизнь тем, что вязала платки, чулки, варежки. «Кормилась своим рукоделием», — напишет она позже в автобиографии.
19 октября 1949 года инокиню Матрону вновь арестовали. На этот раз ее обвиняли в основном по материалам старого дела 1937 года, за которое она уже отбыла десятилетний срок наказания. Было заведено новое уголовное дело, последовали многочисленные допросы, длящиеся по два-три часа. Инокиню Матрону обвиняли в проведении «вражеской работы», настаивали на ее участии в «контрреволюционной организации церковников села Веригина». Особенно настойчиво от нее требовали признания своей виновности, якобы подтверждавшейся многими «свидетельствами соучастников», пытались заставить назвать этих «соучастников», оговорить священника церкви села Веригина, отца Иоанна Царевского. Люди, пережившие длительные допросы, свидетельствуют о том, насколько трудно было устоять в истине, сохранить свою духовную свободу: «Нарушение сна длительное время и круглосуточный электрический свет — это изощренная пытка без рукоприкладства. Все это настолько изматывало, что болело все тело, разламывало голову, начинались сильные боли в спине от многочасовых сидений в одной позе на допросах. Не было сил. Человек не рад был жизни и все подписывал, оговаривая себя, родных, близких».
Усилия следователей ни к чему не привели. Виновной инокиня Матрона себя не признала и никого не оговорила. В деле есть довольно редкий документ — справка о том, что «лиц, скомпрометированных показаниями арестованной Власовой Матроны Григорьевны, в следственном деле не имеется». Тем не менее помощник областного прокурора вынес заключение: «Власова изобличается имеющимися в деле материалами обвиняется в том, что до 1937 г. являлась участницей антисоветской организации и проводила вражескую работу».
И снова приговор: ссылка на поселение на неопределенный срок. Снова предстояли тяжкий путь в изгнание и скорбные годы на чужбине, снова — испытание любви и верности Богу. Матушку выслали в село Каменка Луговского района Джамбульской области Казахской ССР.
Заявление монахини Матроны (Власовой) из ссылки
Ссылка не являлась заключением, но здесь порой было еще тяжелее. Осужденные, прибыв к месту назначения, были вынуждены сами искать себе жилье, работу, пропитание. В городах их ждали скитания по коридорным углам, чуланам и сараям, за которые брали втридорога, жизнь без документов, когда нужно было постоянно отмечаться в комендатуре, тяжелая работа со сниженной зарплатой (если кому удавалось ее найти). Такие скорби нес ссыльный.
Еще хуже была жизнь в отдаленных от городов и районных центров поселках. Они зачастую напоминали лагерь, только без охраны. Люди жили в бараках. Работали в колхозах и совхозах, на лесоповале, в шахтах — словом, тот же изнурительный труд, что и в заключении, да и зарплату не всегда платили. В отличие от лагеря, где заключенным все-таки давали кусок хлеба и телогрейку, ссыльный должен был сам себя обеспечивать одеждой, топливом, продуктами. Это было крайне трудно, особенно в голодные годы. В войну ссыльные не имели даже хлебных карточек.
Тяжелые годы ссыльной жизни стали для матери Матроны продолжением ее крестного пути. Скорбями и страданиями Господь приводил ее душу в меру духовного возраста. И она, смирившись под крепкую руку Божию (1 Петр. 5:6) всецело доверилась Его Промыслу. В этих скорбях она приобрела ту удивительную кротость, которую отмечали впоследствии все знавшие ее. Как и всегда, ее главным занятием была молитва, которую она творила и во время изнурительных работ, и в час редкого досуга, когда ее руки были заняты нехитрым рукоделием. Матушка однажды рассказала родственникам, как она тайком вырезала деревянные иконки из щепок. Если бы попалась, пришлось бы туго. Несколько таких иконок она привезла из ссылки и хранила у себя в келии, а перед смертью раздала родным.
Брат инокини Матроны, Андрей Григорьевич Власов, в 1954 году написал ходатайство о помиловании сестры в Президиум Верховного Совета РСФСР. Его сын, Николай Андреевич Власов, работавший в Дивеевском суде, помог отцу грамотно составить это письмо. В нем брат просил разрешить Матроне Григорьевне, которой тогда было уже шестьдесят пять лет, переехать к нему в село Пузо.
Знаменательно, что день освобождения матушки, 9 октября 1954 года, вновь совпал с днем памяти святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова, на сей раз его преставления.
Последние годы жизни инокиня Матрона провела в родном селе Пузо. Брат устроил для нее келию в деревянной пристройке к своему дому. После разорения Серафимо-Дивеевского монастыря в 1927 году он вывез на подводе к себе в дом все ее имущество и хранил его. Племянницы матушки вспоминают, как детьми приходили к ней и с любопытством рассматривали старинные вещи: деревянную кровать с шишечками, шкаф с чайной посудой и медный тазик — каких они тогда ни у кого не видели. Весь святой угол у матушки был увешан образами, среди которых — большая икона Божией Матери «Умиление» ее собственного письма. Односельчане и родственники вспоминают, что матушка была смиренной, тихого нрава и очень молчаливой. Родных она называла на «вы» и по имени-отчеству. Даже по тем временам ее одежда была очень скромной: темные юбка и кофта, на голове платок, повязанный по-дивеевски и заколотый булавочкой.
Поселившись в семье брата, мать Матрона старалась не быть родным в тягость. Подрабатывала тем, что вязала платки, вышивала, писала и подправляла иконы. Ее родственница, Мария, привозила ей из города краски и кисти. Матушка присматривала за племянниками, была с ними нестрогая, «желанная», как они говорили.
