Зачем терпеть страдания
Июль 22nd 2015 -
Мы привыкли думать, что любая боль — физическая или душевная, любая потеря, любой дискомфорт — это одинаковые поводы для скорби, с этими переживаниями надо любой ценой бороться и стараться их избегать. Так ли это?
Игумения Арсения (Воспянская), настоятельница женского монастыря в честь иконы Божьей Матери «Отрада (Утешение)» в с.Большая Ольшанка на Киевщине
Полюбить страдание
Если страдание — зло, как с ним мириться? Как святитель Лука (Войно-Ясенецкий) мог сказать: «Я полюбил страдание»? Как можно благодарить Бога за боль, за смерть самых близких и любимых? А ведь есть ещё войны и стихийные бедствия, неразделённая любовь. Что же, и это любить?
…Когда группа психологов прибыла для оказания помощи в армянский Спитак, разрушенный до основания страшным землетрясением, специалисты были поражены практически полным отсутствием «психологических жертв» катастрофы. Люди держали себя с таким достоинством терпения, с таким благородством скорби, так были объединены стремлением помочь другим, что это и была их психологическая реабилитация.
Подобные примеры могут привести те, кто пережил войну, или ликвидаторы в Чернобыле. После Чернобыльской аварии резко снизилось количество самоубийств. Люди, преодолевшие себя в реальных катастрофах, выходят на новый личностный уровень, где становится понятна настоящая цена жизни.
Школа терпения
Самое главное, в чём может выражаться наша любовь к себе и к ближнему, — это желание спасения себе и ему. Если мы не парализованы «гипнозом искупления» (А.Бердяев), если не считаем наше спасение «долгом» Спасителя, значит, приходится прилагать и собственные усилия — в том числе, и, может быть, даже прежде всего, в терпении горя, бед и трудностей жизни.
Терпение — это не гордо стиснутые зубы: вот, какой я сильный, всё выдержу. Внешне это удерживание себя от ропота и жалоб, нежелание потакать себе, оправдываясь трудностями. Такой человек не будет неделями рыдать на чьём-то плече, но будет нуждаться в молитвенной поддержке, в помощи конкретным делом, в вовремя сказанном, укрепляющем слове. Потому что «не во всякой скорби нужно утешение, а чаще терпение», — говорили старцы.
Это и отнюдь не замирание и капитуляция, не пассивное пережидание. Смирение и принятие требуют энергичных усилий, прежде всего, деятельного противостояния нашим малодушию, маловерию, саможалению и ропоту, которые заставляют нас думать, что страдания — и есть зло.
Но главное — это упование на милость и помощь Божию, смирение перед волей Божией и принятие необходимости скорбей.
Ценность правильно выдержанных, зрело осмысленных несчастий для возрастания личности хорошо понимают психологи. Человека важно не спасать от страданий, не отвлекать, не заглушать их позитивными внушениями, а дать ему возможность опыт их преодоления и переживания сделать личностным, духовным богатством, избавляющим от комплекса жертвы и открывающим высокое искусство жизни. Ведь муж, аще не искушен, не искусен есть, — говорит Писание.
При этом испытания и связанные с ними страдания сами по себе, просто фактом своего наличия, не очищают нас, не отшелушивают наносное. Всё это может произойти, только если будут достаточными наши усилия держать сердце горé и не впадать в саможаление.
Экзамен
Всякие идеи о том, что медико-социальные достижения или технический прогресс в будущем могут полностью победить страдания — миф. Болезни душевные и телесные не получится внешне, механически уничтожить, да и есть ли смысл бороться с тем, что может сделать нас ближе к Богу?
Но нам по силам пережить любую боль как возвышающую скорбь, а любое жизненное испытание использовать именно как испытание — экзамен, своеобразный тест, когда надо продемонстрировать всё лучшее, что есть в душе. Любой крест — это просто ступенька на лестнице, ведущей — по нашему выбору — вверх или вниз. Не будь этих испытаний, мы не могли бы возрастать личностно и духовно, потому что жизненный кризис или катастрофа, расставляя по своим местам главное и неглавное, становятся сильнейшим генератором перемен в жизни, а главное — в нас самих. Это можно сравнить со школой: если бы вдруг отменили все экзамены и тесты с оценками, многие бы, возможно, так и не научились бы читать.
Потеря близкого или неразделённая любовь, стихийные бедствия или война, собственное увечье или необходимость ухаживать за больным могут оказаться для нас пробуждением от сна прозябания, переоценкой жизнеопределяющих ценностей, исканием Бога. А могут утонуть в нашей жалости к себе и пополнить копилку неиспользованных возможностей, оставив нас на том же биологическом уровне существования, где основное — удобства тела и комфорт.
«Когда болезнь, скудость, истощение тела, боязнь, вредная телу, возмущают мысль твою в радости упования твоего и в попечении ко Господу: тогда знай, что живёт в тебе тело, а не Христос» (преподобный Исаак Сирин).
«Собственноручные скорби»
Даже если мы не помышляем о «высоких материях», а «живёт в нас тело», и даже если мы не просто тело, но и социально-психологические индивиды, мы переполнены страданиями. Но это, как сказал преподобный Макарий Оптинский, «наши собственноручные скорби», следствие наших ошибок и грехов, концентрированное выражение жалости к себе.
Необыкновенная жалость к себе — основная наша отрицательная эмоция. Она очень активна, потому что поддерживается распространённым и даже культивируемым нами комплексом жертвы.
Жертвой быть приятно и выгодно. Тут тебе и внимание, и сочувствие, и жалость, и помощь. Это и алиби от всяких усилий и внутренних изменений: с жертвы какой спрос? Это и возможность «узаконенно» страдать от житейских обстоятельств и ненависти к «виноватым», от зависти к успешным, деятельным и просто богатым. Или от «притеснения» домашних и «непонимания», «чёрствости» некоторых друзей или начальников, от «сложных супружеских отношений», «невнимательности и нетерпеливости» духовного отца и т.д. и т.п.
Как ни печально, но всё это фальшивые страдания, искусственно удерживаемые в жизни. А как ещё объяснить, что мы зачастую упорно не хотим изменить то, что вызывает такие печали? Ведь от нас зависит изменить себя и совершенно преобразить своё общение и семейную жизнь, поменять постылую работу или неподходящее место жительства, обратиться к психологу, наконец.
Такие «страдания» или радость жизни — вопрос только нашего выбора. И, безусловно, нашей ответственности. Это «кодовое слово» зажигает в глазах ностальгию по уютной жизни жертвы, где даже муки стали уже родными. А ведь оно означает авторство жизни, умение выбирать и стремиться, как писал И. Ильин.
Господь всегда близко, но соучаствует Он, как мне кажется, только тем, кто сам старается участвовать в собственной жизни.
Мучения эти бессмысленны ещё и потому, что не обладают очистительной силой настоящих скорбей, напротив, в них нет ни малейшего проблеска нетварного света, так как они — следствие именно упорного нежелания пробиваться к Радости и Свету.
Со-страдать или со-радоваться?
«Сердце внимательное» всегда услышит фальшивую ноту в вечных жалобах. Сочувствие в этом случае — лишнее фиксирование жалобщика в «дурной бесконечности» собственноручных его мучений, подтверждение их важности, их права на существование.
Вряд ли плач дуэтом изменит ситуацию. И вряд ли это будет проявлением любви к «мученику». Разве соделовают спасение бессмысленные и суетные претензии к жизни? Как же можно поддерживать их сопереживанием и жалостью?
Мы (гуманные и сентиментальные женщины в особенности) половину жизни проводим в выслушивании драматических историй о чужих неприятностях. Иногда будто «переселяемся» в чужую жизнь, считая, что так берём на себя часть ужасного груза страданий. Сочувствуем, проявляем себя по-христиански, и при этом незаметно для себя самих становимся пленниками чужой муки.
И если жалость становится единственным проявлением нашей любви, то в страдании мы видим зло, а значит, борьба с ним становится главной задачей. Так мы помогаем не преодолению и победе духа, а способствуем душевной анестезии, исключающей возможность «претерпеть до конца».
Мýка и страдание — не одно и то же…
«Мука и страдание — не одно и то же», — писал И. Ильин. И, поверьте, это не вопрос терминологии. Поскольку речь о главном — о спасении, всё серьёзно и бескомпромиссно в его объяснении: «Мука есть состояние тварное, тёмное и ожесточённое; мука обособляет человека, замыкает его в себе, погружает его в животность существования, в безнадёжность, в страх и отчаяние. Это именно от нестерпимой муки — „завидуют мёртвым“ и „ложатся в могилу“ заживо... Это из тьмы родятся мука и страх.
Страдание же есть состояние духовное, светоносное и окрыляющее; оно раскрывает глубину души и единит людей в полуангельском братстве; оно преодолевает животное существование, приоткрывает дали Божии, возводит человека к Богу, побеждает отчаяние, даёт надежду и укрепляет веру. В страдании тает тьма и исчезает страх.
В муке человек, подобно животному, цепляется за жизнь; и в минуту отчаяния уходит из жизни решением своего произвола.
Человек, научившийся страданию, не цепляется за жизнь, ибо она для него — не более чем земная жизнь; и, отозванный из жизни, уходит к Отцу.
Мука зовёт к жалости. И жалость есть согласие на совместную муку. Жалость ведёт не вверх, а вниз: в тварную темноту, в совместность тварной муки. Жалеющий сам опускается до муки, а не помогает мучающемуся возвыситься до страдания. И потому жалость, бездуховно и беспредметно размягчающая душу, есть путь неверный и не зиждущий. Она сама требует преодоления.
Христианство не благословляет на „муку“ и не зовёт к жалости. Оно благословляет на „страдание“ и зовёт к свету и радости. Оно уводит от муки и учит победе. И страх в нём исчезает. Христос не „мучился“ на Кресте, а страдал и скорбел; и путь Его был путь светоносный, победивший тьму, муку и страх».
Источник: інтернет-ресурс «Православіє в Україні»
