Княжны Романовы: несказочные принцессы
Ноябрь 30th 2015 -
История превратила царских дочерей в персонажей сказки. Какими они были на самом деле?
Елена Ахтерская (Yelena Akhtiorskaya)
В некотором царстве, в некотором государстве жили-были некомпетентный царь и несчастная (в некоторых вариантах «злая», «безумная», «гадкая» и т. д.) царица. Они хотели наследника, а рождались у них только дочери.
И вот, отчаявшись, решили они обратиться к колдуну. Был он типом «неотесанным» и «похотливым», но их желание все-таки исполнил. В честь новорожденного устроили салют из 301 залпа (девочкам полагался всего 101), и вся страна возликовала. Однако никто не знал, что маленький царевич смертельно болен. В его крови гнездилась королевская хворь, и его могла убить даже ссадина на коленке. Доктора ничего не могли с этим поделать, и лишь колдун, ненавидимый всей страной, был способен отвести от малыша смерть. Как видите, царское семейство попало в серьезный переплет. Долгое время ничего не происходило (ну кроме обычных войн, погромов и убийств), пока однажды в австрийского эрцгерцога не прилетела пуля. Мир охватила война, и наше царство не осталось в стороне. Колдун предсказал, что страну ждут «горе... стрaдaния без концa... ни единой звезды... море слез», — бросил свое колдовство и запил. Потом сказочное семейство взяли в заложники, и в итоге всех расстреляли.
Судя по всему, Хелен Раппапорт (Helen Rappaport) никак не отпустит история семьи последнего российского императора. Британская актриса, ушедшая в историки, уже уделила внимание финальной — и самой тяжелой — части этого сюжета в своей предыдущей книге «Екатеринбург: Последние дни Романовых» (Ekaterinburg: The Last Days of the Romanovs). В предисловии к новой книге «Сестры Романовы» (The Romanov Sisters), она пишет, что больше не собирается возвращаться к этим кровавым моментам. Какое разочарование! Нам приходится читать о грудном вскармливании, няньках, вечерах, проведенных за вязанием, милых детских фразочках, подростковых истериках, учителях и ухажерах — и никаких ужасов в конце. К счастью, никто не мешает нам предчувствовать ужасы — а для этого книга предоставляет массу возможностей. Жизнь сестер с самого начала была пронизана безысходностью. Конец этой истории просто не может не быть печальным. Пожалуй, к последним страницам книги отсутствие подробностей о нем даже воспринимается с облегчением.
Своей книгой Раппапорт попыталась исправить одну несправедливость. История навеки объединила сестер Романовых, превратив их в четырех одинаковых сказочных принцесс, пририсовала им нимбы и запихнула их в иконостас. Не худшая судьба, но есть в этом нечто неуважительное. Раппапорт поставила себе целью вновь оживить образы девушек. Она хотела вернуть им их жизни, а жизни эти, хоть и были короткими, тянулись медленно и ровно, чередой однообразных дней — и однообразных страниц. Фактически, воскрешая сестер, автор убивает книгу, делая ее скучной. Я пожаловалась на эту скуку своему деду, родившемуся через шесть лет после убийства Романовых, когда их царство уже успело, как предсказывал колдун, «утонуть в крови». «Это так нудно, — возмущалась я. — Девочки моются, играют в прятки, пьют чай, болеют корью, любят друг друга — такая муть!» Дедушка некоторое время помолчал, а потом сказал: «Да, но ведь так они и жили».
Раппапорт собиралась вернуть каждой из сестер индивидуальность, однако это оказалось не так просто сделать. Для их матери — Александры — все они были «девочками». Сами сестры называли себя коллективным именем ОТМА (Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия). Для внешнего мира они были четырьмя великими княжнами, всегда одними и теми же — «четыре легких платья, четыре летние шляпки». Александра с детства одевала своих дочерей «в своеобразную неофициальную „форму“ сочетающихся цветов, составляя из них две пары — „старшую пару“ и „младшую пару“, по ее собственному выражению». Получилось так не случайно. Старшая пара выглядела классическими принцессами — высокими, статными грациозными. Младшие были ниже, полнее, нескладнее, но это компенсировалось обаянием.
Раппапорт в итоге сумела сделать каждую из сестер особенной. Ольга, старшая, — «самая впечатлительная и чувствительная». Изрядную часть книги она томится то по одному, то по другому загорелому офицеру «с роскошными усами». По словам одного французского журналиста в ней есть «некая мистическая чистота». Татьяна, вторая по возрасту, отличилась во время войны. Она работала в военных госпиталях и продемонстрировала большое трудолюбие и хорошие навыки сестры милосердия. Вдобавок она очень красива и потрясающе выглядит на фотографиях. При этом она, чрезмерно осторожна и скрытна. Недаром ее мать учила дочерей: демонстрировать, что что-то не так, можно только тогда, когда «кто-нибудь умирает». Если за перевязкой ран нужно обращаться к Татьяне, то душевную боль лучше врачует Мария. Может быть, она «не самая умная», зато добрая и стойкая. Она сполна наделена той «русской простотой, которой нет у ее сестер». И самая младшая — озорная Анастасия, по прозвищу «швыбзик», что по-немецки значит «маленькая проказница». Играя лютой сибирской зимой в домашних спектаклях, она дала своей опечаленной матери возможность «в последний раз в жизни посмеяться от всего сердца». Для книги особенно важно, что ее письма действительно интересно читать.
Сестры никогда не возражали против того, что их воспринимали как единое целое. Они проводили вместе все время и хотели, чтобы так и было дальше. Все и всегда считали их очаровательными. Единственным исключением стала поездка всей семьей в Румынию, когда Ольгу хотели выдать за принца Кароля. Там их лица сочли «уродливыми как у крестьянок»: они специально постарались загореть как можно сильнее, чтобы «Кароль ни в кого из них не влюбился». Ольга не собиралась выходить за иностранного принца. «Я не хочу покидать Россию, — говорила она. — Я русская и хочу остаться русской». Однако что сестры знали о России на самом деле? Большую часть жизни они провели во дворцах и на яхтах, а потом семья оказалась под арестом. К тому же их мать навязывала им «практически монашеский образ жизни» (очень увлекательно!).
За вычетом пары случаев Раппапорт старается воздерживаться от критики Романовых-родителей. Это непросто, но, наверное, правильно. Критика подразумевает наличие другого выбора, в то время как перед нами история о беспомощности перед лицом рока. На кону стояло слишком многое, и неудивительно, что в итоге Романовы прониклись фатализмом. Они чувствовали себя узниками задолго до того, как оказались в заключении. Их постепенно, с садистской медлительностью лишали всего, что приносило им радость, условия, в которых они жили становились все хуже, но никто из них не сопротивлялся. «Семья переносит все крайне хладнокровно и мужественно, — писал советник Николая князь Василий Долгоруков. — Видимо, они легко привыкают к обстановке, по крайней мере, делают вид, и не жалуются после всей бывшей роскоши». Существует множество свидетельств, говорящих о терпеливости, спокойствии и жутковатой пассивности Романовых. За день до их убийства, профсоюз направил четырех женщин убираться в Ипатьевском доме. (Есть что-то очень русское в том, что это было сделано именно за день до.) Хотя говорить с царской семьей уборщицам было запрещено, они переглядывались и работали вместе — девушки охотно помогали мыть полы. Женщин «глубоко тронуло смирение», с которым великие княжны принимали положение дел. Несколькими месяцами раньше девушки помогали отцу чистить во дворе снег, и Мария с трудом справлялась со сломанной лопатой. Пожалуй, именно в этом и заключается мораль всей истории: не стоит рождаться в неподходящее время в неподходящем месте — но если уж так получилось, не молчи, когда твоя лопата ломается.
Источник: inosmi.ru
Метки: Романовы
