Рязанская быль
Ноябрь 19th 2020 -
Эту правдивую и поучительную историю рассказала мне Анна Алексеевна Школьникова, староста храма Пресвятой Троицы, что в городке Тума Рязанской епархии. Ей 77 лет, но, несмотря на преклонный возраст, у нее прекрасная память и редкая ясность мышления. Она услышала эту историю от своей мамы, Анны Леонтьевны, когда ей было пятнадцать лет.
Я передаю этот рассказ, ничего в нем не изменяя, так, как он звучал 63 года назад.
I
Наш храм был закрыт два послевоенных года. Закрыли его потому, что негде было зерно хранить. Отобрали у нас ключи и стали хозяйничать. Ну что делать? Жаловаться? Некому. А слово лишнее скажешь, можешь и в тюрьму угодить.
Мы собрали нашу двадцатку, верных и проверенных людей. Среди нас была схимонахиня Акилина, грамотная, рассудительная, большая молитвенница. Стали советоваться. Акилина говорит: «Вера без дел мертва. Надо действовать! Для начала поедем в Рязань, к владыке Димитрию».
Хорошо сказать «поедем». А на что? Денег-то нет. У каждой из нас куча детей, кормить их нечем, а тут – поездка. «Ничего, наскребем», — говорит Акилина. И мы пошли по деревням, просили Христа ради копеечку. И насобирали – русский народ на хорошее дело последнее отдаст.
Приехали в Рязань. Пришли на поклон к владыке. Он принял нас, как своих самых близких родных. «Я бы рад хоть сегодня открыть для вас храм, — говорит, — но не могу – связан по рукам и ногам». «Что же нам делать?» «А вот что: поезжайте в Москву!» «К кому?» «К самому Сталину!»
Мы опешили: «Как? К самому Сталину? Это невозможно!»
Владыка взял со стола Евангелие и поцеловал его:
«Для нас, грешных людей, невозможно, а Господу все возможно!»
Вернулись домой. Акилина говорит: «Если владыка благословил, значит, надо ехать!» Снова пошли по деревням собирать копеечку. Москва – это вам не Рязань, денег надо во много раз больше. Удастся ли набрать?
И что бы вы думали? Не прошло и четырех-пяти месяцев, как нужная сумма была собрана.
Одежки путной, конечно, не было – дерюга да лапти. «Главное не одежка, а душа, — говорит Акилина. – Душу видно и сквозь сермягу. Не трусьте, мои дорогие! С нами Бог!»
Нас было пятнадцать человек. Купили билеты и поехали. Ехали долго, но зато без пересадки – во Владимире наш вагон прицепили к другому поезду. Добрались до Первопрестольной. Добрые люди надоумили, как найти Кремль. Кремль показался нам неприступной крепостью – даже подойти боязно. Спасская башня глядела великаном.
«Смелее, голубушки, смелее!» — говорит Акилина, а сама дрожит.
Постучали – вышел офицер, в новенькой портупее, на боку револьвер. «Вы к кому?» — спрашивает. «К товарищу Сталину!» — ответила за всех Акилина. «К товарищу Сталину? — переспросил офицер. – А вы, случайно, ничего не перепутали?» «Нет, не перепутали». Акилина смотрит ему прямо в глаза. «Ну ладно, подождите».
Ушел, куда-то звонил, с кем-то разговаривал. Наконец выходит и говорит: «Вы, наверно, родились в рубашках. Вас примет сам Сталин!» Мы ушам своим не верим.
Нас пропустили в Кремль. Дали провожатого. Шли, шли и наконец пришли в приемную Сталина (о том, что нас несколько раз проверяли, нет ли чего постороннего, нечего и говорить – все же власть, самые верхи!) Сидим, ждем, колени трясутся – то ли выйдем отсюда живыми, то ли нет.
II
Сколько времени прошло, не помню, не до этого было – выходит Сталин. В защитного цвета кителе военного покроя, такого же цвета брюках, в простых ботинках, строгий, подтянутый, прямой, со спокойным доброжелательным выражением лица. Мы, как по команде, встали и не можем оторвать глаз от вождя. Он остановился, потом не спеша прошел вдоль шеренги, внимательно изучая наши лица и внешность; сделал шаг назад, остановил взгляд на наших лаптях. Я была готова сквозь землю провалиться в этот момент, но держусь из последних сил, сердце зашлось, думаю, смертушка моя пришла.
— Россия стояла и будет стоять вечно! – тихо, но очень отчетливо произнес Сталин.
Вдруг он улыбнулся. Его лицо стало еще более привлекательным. В глазах промелькнула озорная смешинка.
— Знаете, почему я так сказал? – Он обвел нас вопрошающим взглядом.
Мы молчали, как будто воды в рот набрали. До ответа ли тут? Брякнешь что-нибудь не то – и все пропало. Да и куда нам, неграмотным бабам, подыскивать нужные ответы человеку такой величины. Акилина, единственная из нас, могла, наверно, что-то сказать, но и она, бедняжка, заробела.
— А сказал я так вот почему, — после непродолжительной паузы продолжал Сталин. – Если русский народ может плести такие легкие, красивые, добротные лапти, то он может и все остальное. Он может печь самый вкусный хлеб в мире, сочинить самую лучшую песню, родить самых талантливых детей, создать самый лучший подводный корабль, одержать победу в любой войне.
Он снова обвел нас своим внимательным взглядом.
— Правильно я сказал?
Мы от страха и нерешительности секунду помедлили, а потом громко и наперебой заговорили:
— Правильно!
— Лучше некуда!
— В самую точку!
— Знатно сказано!
— Золотые слова!
Сталин сделал несколько шагов в одну сторону, потом – в другую, остановился, сцепил пальцы рук.
— А скажите мне, пожалуйста, из какого материала плетут лапти в вашем поселке?
— Из лыка, — ответила я.
— А еще из чего?
— Иногда из мочалы. Ну это когда не успеют заготовить лыка.
— Больше никаких материалов не употребляют?
— Нет.
— В других областях лапти плетут из коры ракиты, ивы, вяза, из тонких корней, ветхих веревок… — Сталин на несколько секунд замолчал. — …из конских грив и хвостов, а кое-где даже из соломы. Представляете, какой диапазон? Какой простор для творчества? Какая смелость мысли?
Мы слушали, раскрыв рты.
— Ваши мастера во сколько строк плетут? – продолжал Сталин.
— Да мы как-то и не интересовались, — ответила я. – Плетут и плетут…
— Хорошие мастера плетут в восемь-десять строк. На точеной колодке. Специальным крючком или свайкой. Это целое искусство. На хорошие лапти любо-дорого поглядеть.
Я непроизвольно посмотрела на свои порядком поношенные лапти и ужаснулась: как я могла прийти в них сюда, в Кремль, в такие высокие торжественные палаты, где безупречная чистота, а на подоконниках стоят цветы в горшочках! Но что я могла сделать, если мне нечего было больше надеть? И моим товаркам тоже.
— Обычно одни лапти делались для дома, а другие — для дороги. – Сталин потер одну ладонь о другую. – Знаете, как назывались те лапти, которые для дома?
Мы молчали.
— Они назывались бахилки, чуйки, шептуны, босовики, топыги. Одним словом, по-разному. Но в любом случае очень метко. Русский народ любит меткое живое, иногда озорное словцо.
Сталин подошел к столу, взял графин, налил в стакан воды и отпил несколько глотков.
— Ну а теперь рассказывайте, с чем пожаловали ко мне.
Он посмотрел на меня, на мою соседку, еще на одну женщину, остановил свой взгляд на Акилине, как будто заранее знал, что именно она будет отвечать на его просьбу.
— Мы насчет храма, товарищ Сталин, — ободренная благожелательным тоном вождя, сказала Акилина. – В нашем поселке очень хороший храм, его расписывал знаменитый художник Виктор Васнецов – фрески совершенно изумительные. Мы хотим его открыть.
— Это очень хорошее дело. – Сталин провел указательным пальцем по щеточке усов. – Русь без храма – это не Русь, а кладбище. Не очень-то приятно жить среди мертвецов.
— Вот наше письмо, — Акилина протянула собеседнику тетрадный листочек.
Тот внимательно ознакомился с ним, передал Александру Николаевичу Поскребышеву, своему безсменному секретарю, офицеру с несколькими звездами на погонах и с безупречной выправкой, и распорядился:
— Составь положительный ответ. И чтобы местные власти не чинили препятствий.
— Слушаюсь, товарищ Сталин, — коротко ответил Поскребышев.
— Поезжайте с Богом и ни о чем не волнуйтесь, — обратился к нам Иосиф Виссарионович.
Он подошел сначала к Акилине и пожал ее руку, а потом пожал руки и всем остальным. До сих пор помню тепло его большой ладони.
Неожиданно Сталин снова улыбнулся:
— Передайте мой низкий поклон вашим мастерам. Их лапти на любой выставке обуви, даже международной, наверняка получили бы золотую медаль.
— У нас в поселке говорят: правда в лаптях, а кривда, хоть и в кривых, да в сапогах, — вдруг сказала я. Сказать-то сказала да тут же и перепугалась: куда я сую свой нос! Это же Сталин, а не председатель колхоза!
Но все обошлось. Иосифу Виссарионовичу, видно, понравились мои слова, и он сказал:
— Глас народа – глас Божий. Если бы все это знали, мы бы избежали многих бед и потрясений.
Метки: Сталин
Pages: 1 2
