О путях Русской Церкви
Сентябрь 26th 2017 -
протопресвитер Иоанн Мейендорф
22 июля 1992 года, скончался выдающийся деятель Православной Церкви в Америке, богослов, патролог, церковный историк, протопресвитер Иоанн Мейендорф. Публикуем статью отца Иоанна, в которой он рассуждает о судьбах Русской Церкви.
Судьбы русского Православия не являются только «русским вопросом». Так же как русская революция определяет не только судьбу России, но и историческое направление всего двадцатого века, так и судьба Русской Церкви неизбежно повлияет на будущее христианства вообще. Никогда еще в истории не было такого продолжительного натиска на христианство, как то, которое было начато в 1918 году и еще продолжается и сейчас. Главным объектом этого натиска была Русская Православная Церковь, а поэтому тот факт, что она еще не только жива, в лице миллионов традиционно верующих людей, но и привлекает выдающихся представителей молодежи и интеллигенции, лучших писателей и ученых, есть поистине удивительное чудо, имеющее значение для всей дальнейшей истории христианства.
До недавнего времени – фактически до начала шестидесятых годов – за границей мало знали о внутренней жизни Русской Церкви. Официальные издания Патриархии, заявления ее представителей давали версию внешнего благополучия, а иностранные посетители свидетельствовали о толпах молящегося народа в церквах. Мы теперь более точно знаем, что стояло за этим внешним «благополучием»: своеобразный «конкордат» с Церковью, заключенный Сталиным во время войны. Согласно этому «конкордату» открытые во время войны храмы уже не закрывались. Антирелигиозная пропаганда приостановилась. Но при этом миллионы русских людей (включая тысячи представителей духовенства) сидели в лагерях и, главное, всякое свободное обсуждение каких-либо вопросов, связанных с религией и Церковью, было совершенно исключено. Страшные сталинские годы были для многих (но не для всех) годами физического и духовного страдания. Но все же Сталин до самой своей смерти не возобновлял прямых гонений на Церковь, оставаясь парадоксально верным своему «договору» с митрополитами Сергием, Алексием и Николаем, заключенному на их единственном и историческом свидании 4 сентября 1944 г., после которого, 8 сентября, наспех собранные из лагерей и ссылок 18 архиереев избрали митрополита Сергия патриархом. Молчанием или прямым сотрудничеством с международной политикой Сталина или – что еще хуже – отрицанием гонений на религию и Церковь Московская Патриархия исполняла свою сторону договора. Сталин исполнял свою: десятки тысяч храмов были открыты, более двух тысяч молодых людей учились в двух Академиях и восьми семинариях. А после смерти Сталина (1953), во время «оттепели», сотни церковников вышли из лагерей. У многих появилась надежда на еще большую свободу.
«Конкордату» 1944 года был положен конец Н.С. Хрущевым. С 1959 по 1964 г. на Церковь обрушилось новое гонение, сократившее на две трети число открытых храмов и учащихся в духовных школах. За попытку от лица Церкви протестовать против нарушения «договора» митрополит Крутицкий Николай поплатился не только положением, но и жизнью.
Хотя прямое хрущевское гонение и прекратилось в 1964 г., закрытые храмы, семинарии и монастыри остались закрытыми, и антирелигиозная компания продолжается. Все же «постхрущевская» Россия уже не та, что при Сталине: в ней уже нет сталинской мертвой монолитности. За официальщиной стали слышны живые человеческие голоса: архиепископ Калужский Гермоген, священники Николай Эшлиман и Глеб Якунин, священник Сергей Желудков и, наконец, Александр Исаевич Солженицын и многие другие заговорили и говорят свободно. Может быть, они – как и все люди – ошибаются в некоторых оценках и суждениях (они и не во всем согласны между собой), но одно несомненно: в истории Русской Церкви началось снова, прекращенное в двадцатых годах, свободное «соборование» на церковные, общественные и духовные темы, относящиеся к самому существу церковной жизни.
Соборование это ограничено «самиздатом». Его участники, численно – ничтожная группа людей, лишенных доступа к книгам, документам и свободному диалогу с заграницей. Но значение их слов огромно. Оно доказывает жизненность русского Православия и является ценным залогом на будущее. Шестидесятые годы открыли в истории Русской Церкви новую страницу. Но при новом положении, конечно, возникают и новые соблазны, которых можно избежать, только принимая во внимание положение в целом, в его историческом развитии, в свете Христовой правды, церковной пользы и здравого человеческого смысла.
Настоящие заметки о путях Русской Церкви за последние полвека написаны без достаточной документации. История двадцатых и тридцатых годов за границей известна только урывками. Но все же без взгляда назад невозможен путь в будущее, а в будущем – все наше упование.
1. Патриарх Сергий и церковная «законность»
После смерти патриарха Тихона (25 марта – 7 апреля 1925 г.) «законное» преемство в возглавлении Русской Церковью не могло не подвергнуться сомнениям, поскольку Советская власть не только не допускала созыва поместного собора для избрания патриарха, но даже не признавала легального существования патриаршей Церкви: только обновленческий «Синод» – признаваемый, увы, Константинопольским патриархом и поддерживаемый его Экзархом-архимандритом, проживавшим в Москве, – имел доступ к «регистрации», то есть к законному пользованию церковными зданиями. Православное духовенство тоже пользовалось некоторыми храмами, но нелегально, и было постоянно подвержено преследованиям: оно жило только поддержкой народных масс.
В своем первом, бесспорно подлинном завещании от 7 января 1925 г. патриарх Тихон, в предвидении невозможности выборов после его смерти, назвал трех старейших митрополитов возможными местоблюстителями: Казанского Кирилла, Ярославского Агафангела и Крутицкого Петра. Первые два были уже под арестом, когда умер Патриарх. В управление Церковью вступил митрополит Крутицкий Петр (Полянский), но и он подвергся аресту 10 декабря 1925 г. До ареста митрополит Петр в свою очередь назвал трех возможных «заместителей местоблюстителя»: митрополитов Сергия Нижегородского, Михаила Киевского и Иосифа Петроградского.
Все эти назначения носили сугубо временный характер, так как буква церковных канонов запрещает епископам назначать себе преемников. Хотя все и понимали, что нормальный канонический порядок был неприменим, но неизбежно личное, а тем самым и несколько произвольное назначение «преемников» вызвало споры, а затем и прямой хаос в церковном Управлении. Советская власть, действуя через своего уполномоченного Тучкова, этому хаосу активно содействовала, не только поддерживая обновленцев, но и поощряя личное соревнование между «тихоновскими» архиереями. Не успел митрополит Сергий принять власть «заместителя», как митрополит Петр Крутицкий издал (из тюрьмы и при явном вмешательстве властей) новый указ, условно назначая еп. Григория Екатеринбургского, своевременно сделавшего просоветское заявление, временным главой Церкви (1 февраля 1926 г.). Это «назначение» вылилось в так называемый «григорианский» раскол. Почти одновременно тот же Тучков побуждает освобожденного и находившегося в Перми митрополита Агафангела Ярославского (второго кандидата в «местоблюстители», назначенного патриархом Тихоном) заявить о своих правах. Впоследствии (12 июня 1926 г.) митрополит Агафангел признал законность митрополита Сергия, но сохранил за собой чувство некоего «первородства».
Сам митрополит Сергий был арестован трижды: в январе 1926 г., в апреле-июне 1926 г. и, наконец, в декабре того же года. Его временно замещал архиепископ Угличский Серафим. Немедленно после своего второго ареста он выпустил первое послание, призывая духовенство к политической нейтральности, но подчеркивая идеологическую разницу между христианской и материалистической идеологией. Одновременно он писал и за границу, советуя русским зарубежным архиереям войти в юрисдикцию других, свободных православных автокефальных Церквей, тем самым отмежевываясь от Патриархии в политическом отношении.
После третьего ареста митрополита Сергия было объявлено о получении возглавляемой им Церковью легализации. Митрополит также получил возможность образовать Временный Патриарший Синод. Одновременно вышло подписанное митрополитом Сергием и всеми членами Синода знаменитое Послание 16/29 июля 1927 г.
Условия, при которых это Послание было подписано, известны через рассказы митрополита Сергия «младшего» (Воскресенского), бывшего близкого сотрудника Заместителя, оставшегося экзархом Патриархии в оккупированной Прибалтике и трагически погибшего в 1944 г. Местоблюстителю Сергию пригрозили расстрелом его сестры и многих арестованных церковников.
В Послании говорилось о «лояльности» к советской власти. «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи». Прямого отрицания бывших гонений в Послании нет, а есть только общее объяснение того, что «мешало» устроить церковную жизнь на началах «лояльности»: «Учреждение советской власти многим представлялось недоразумением, случайным, а потому и недолговечным». В положительной форме революция объяснялась фаталистически: «В совершившемся у нас, как везде и всегда, действует та же Десница Божия».
Чтобы оценить по достоинству вступление митрополита Сергия на путь легализации, необходимо иметь в виду тот бесспорный факт, что легализации безусловно добивались после 1922 г. все возглавители Православной Церкви, начиная с самого патриарха Тихона. Даже прот. М. Польский, идейный (зарубежный) противник «легализации», признает, что патриарх делал «опыты компромисса», и даже признает подлинность его предсмертного «завещания», где советская власть называется «действительно народной, рабочей, крестьянской, а потому и прочной и непоколебимой» и где выражается надежда на «полное доверие» власти к Церкви, то есть именно на легализацию. Но даже если сомневаться в подлинности этого второго «Завещания», не может подлежать сомнению, что патриарх Тихон, в конце своей жизни, придерживался строгой «аполитичности», закрепленной его заявлением, по выходе из тюрьмы, в 1923 г.: «Я не враг советского правительства». Церковную линию патриарха поддерживали все его сотрудники. Даже знаменитое «Соловецкое Послание» 1927 г., написанное от имени лучших представителей русского духовенства, сосланных в Соловки, и провозглашающее строгую независимость Церкви, все же говорит: «(Церковь) не стремится к ниспровержению существующего порядка и не принимает участия в деяниях, направленных к этой цели, она никого не призывает к оружию и политической борьбе, она повинуется всем законам и распоряжениям гражданского характера, но она желает сохранить в полной мере свою духовную свободу и независимость, предоставленные ей Конституцией, и не может стать слугою государства. Лояльно
Метки: Богословие
Pages: 1 2 3
