Целебные рецепты
Июнь 14th 2015 -
Отец Савва хорошо знал, в какие моменты ему надо было быть снисходительным, в какие – терпимым, а в какие – строгим. С сокрушенными и смиренными душами он обходился с большой снисходительностью. Когда же он чувствовал, что душа упорна, он не старался идти на уступки. Он определял каждому необходимое наказание, но всегда очень деликатно, чтобы его слова не вызвали ни малейшего возмущения. Он был подобен искусному погонщику верблюдов, острый глаз которого сразу понимает, какой груз сможет поднять его верблюд. С теми, кто причинял вред ближнему, он был строгим.
– Отче, – говорит ему один паломник, – у меня есть еще кое-что… Некогда я проходил мимо каливы одного известного старца, но его не оказалось дома. И я дерзнул сорвать в его саду несколько апельсинов.
– Дитя мое, будь внимательным. Все твои грехи Господь через меня прощает. Но апельсины следует вернуть, иначе ты не получишь прощения, в том числе и за другие свои грехи.
Очень строгим и непреклонным он был в вопросах, связанных со священным саном. Если будущему иерею препятствовал вступлению в сан какой-либо грех, он ни в коем случае не свидетельствовал в пользу этого иерея и не давал своего разрешения. И если какой-либо священник впадал в серьезный грех, отец Савва знал об этом заранее:
– Отец, – говорил он, – оставь свою епитрахиль, чтобы не отягощать свой грех.
В начале своей деятельности в качестве духовника он имел обыкновение каждый Великий пост, начиная с первой его недели, ходить по монастырям и исповедовать. Однажды, когда он оказался в Иверском монастыре, ему пришлось серьезно наказать двух иереев, которые повели себя недостойно. Отец Савва, очень огорченный грехами этих иереев, прекратил странствия по монастырям и ограничился исповедованием в своей исповедальне. Но он не пал духом и всегда благочестиво защищал величие священнического сана.
***
Он хорошо знал, сколь поучительную и целительную силу таит в себе правильная и своевременная епитимия. И, как мы увидим ниже, отец Савва был несравненным в назначении епитимий.
Много лет назад в тихом октябре мы отправились на Афон и через несколько дней оказались в незабываемом скиту Святой Анны, на нашей духовной родине. В этом святом месте мы встретили множество прекрасных людей, которые под покровом богопраматери Анны хранят огонь православной аскетической традиции.
– Видите старца Антония? – спросил нас знакомый иеромонах. – Он собирает оливки. Ему девяносто лет, и он хранит множество воспоминаний о древних отцах. Не упустите возможности поговорить с ним.
Мы только этого и ждали и без промедления направились к нему. Старец был высоким, худым, в бедной одежде, со слабым старческим зрением, но радостный, словно дитя.
– Вы что-нибудь помните, отец Антоний, об отце Савве?
– Как не помнить о святом духовнике Савве? Я исповедовался ему.
– Тогда вы можете многое нам рассказать.
– Конечно. Расскажу то, что произведет на вас большое впечатление. Это произвело впечатление даже на мой язык.
Мы задались вопросом: что он имел в виду? Как что-либо могло произвести впечатление на язык? Но старец вскоре разрешил эту загадку.
– Я был молодым монахом и еще не расстался с дурными мирскими привычками. Я отличался вспыльчивым характером. В саду каливы у меня произошел конфликт с соседом. Мы поддались искушению. Он заговорил со мной резко. Разгневавшись, я ответил ему, не думая, что говорю.
Простой, словно маленький ребенок, смиренный старец Антоний повторил нам фразу, вырвавшуюся тогда из его уст. Она, действительно, оказалась очень грубой.
– Через несколько часов я направился в Малый скит святой Анны. Мой старец послал меня к отцу Савве исповедовать мой грех. С первого взгляда духовник увидел мое внутреннее смятение.
“Отче, я пришел исповедовать большой грех”. “Исповедуй. Хорошо, если ты исповедуешь его. Но не торопись. Сядь, возьми лукума. Иларион, – крикнул он послушнику, – принеси угощение”. Он стал расспрашивать о моем старце, о наших ремеслах, о каливе. Он хотел, чтобы сначала я внутренне успокоился и лишь затем начал исповедь. Таинство должно было пройти в мирной обстановке. Я успокоился, и мы проследовали в исповедальню. Она была маленькой, словно крипта. Я исповедовал свой великий грех. Помню, старец говорил со мной по-отечески, мудро. И темные горизонты моей души прояснились.
В конце он улыбнулся: “Определим и небольшое наказание твоему языку”. “Согласен, святой отче”. “Совсем небольшое. По возвращении в скит святой Анны зайди в кириакон [1], высунь язык и проведи им от порога храма до иконы Христа. И проси прощения. Хорошо?” “Хорошо”. Тогда эта епитимия не показалась мне столь тяжкой. Но через несколько часов я вновь пришел в каливу отца Саввы. “Отче, взгляни, что случилось с моим языком после твоего наказания. Я ободрал его, расцарапал. Он покраснел, стал, как подошва башмака”. Я показал ему свой язык. Отец Савва улыбнулся. “Что делать, дитя мое. Такому языку такое обращение требуется!”. И с тех пор я не помню, чтобы из моих уст выходило бранное слово.
Примечание.
[1] В скитах, помимо небольших храмов каждой каливы, есть и большой центральный храм, кириакон. Здесь при участии всех монахов скита совершаются воскресные и праздничные службы.
Источник: Архимандрит Херувим, Современные отцы-святогорцы, Савва Духовник, издание 5, монастырь Параклит, Оропос, Аттики, 1995.
Перевод с новогреческого: редакция интернет-издания “Пемптусия”.
