Святая блаженная Пелагия Ивановна Серебренникова
Февраль 11th 2015 -
Память — 12 февраля, в соборе Дивеевских святых – 27 июня и в Соборе Нижегородских святых – второе воскресение сентября
Блаженная Пелагия Ивановна родилась в октябре 1809 года в городе Арзамасе в семье купца Ивана Ивановича Сурина и Прасковьи Ивановны, урожденной Бебешевой. Иван Иванович был человеком умным, добрым и благочестивым. Он имел свой кожевенный завод, хорошо торговал, и семья жила в достатке. Промысел Божий устроил так, что Иван Иванович вскоре умер, оставив жену и троих малолетних детей — сыновей Андрея и Иоанна и дочь Пелагию. Прасковья Ивановна вскоре вторично вышла замуж за купца Алексея Никитича Королева, тоже вдовца, у которого после первой жены осталось шестеро детей. Королев был человеком суровым и строгим, а его дети не полюбили детей Прасковьи Ивановны.
Жизнь маленькой Пелагии Суриной в доме отчима стала невыносимой, и неудивительно, что в девочке родилось желание никогда не связывать себя семейными узами и делать все наперекор людям. Господь необыкновенно рано призвал ее к трудному подвигу. По рассказам матери, «с малолетнего еще возраста с дочкою ее Пелагиею приключилось что-то странное: будто заболела девочка и, пролежавши целые сутки в постели, встала не похожей сама на себя. Из редко умного ребенка вдруг сделалась она какой- то, точно глупенькой. Уйдет, бывало, в сад, поднимет платьице, станет и завертится на одной ножке, точно пляшет. Уговаривали ее и срамили, даже и били, но ничто не помогало; так и бросили». Из этого рассказа нельзя не видеть, что Пелагия с самых ранних лет обнаруживала в себе необыкновенное терпение и твердую волю. Она выросла высокой, стройной, красивой, и мать, как только дочери минуло 16 лет, постаралась поскорее выдать «дурочку» замуж.
По старинному обычаю на смотрины невесты пришел некий арзамасский мещанин, Сергей Васильевич Серебренников со своей крестной матерью, человек молодой, но бедный и сирота, служивший приказчиком у купца Попова. По обыкновению сели за чай и привели невесту Пелагию Ивановну, наряженную в богатое платье. Взяв свою чашку, она — как сама после рассказывала — дабы оттолкнуть от себя жениха, не имея ни малейшего желания выходить замуж, стала дурить. Например, отхлебнет чаю из чашки да нарочно польет ложкой на каждый узорный цветок на платье; польет и пальцем размажет. Видит мать, что дело плохо: заметят, что дурочка, да, пожалуй, и замуж не возьмут. Самой остановить нельзя: еще заметнее будет. Вот и научила она работницу: «Станешь чашку-то подавать, незаметно ущипни ты дуру-то, чтобы она не дурила». Работница в точности исполнила данное ей приказание, а Пелагия Ивановна нарочно и выдала свою мать: «Что это, — говорит, — маменька? Или уж вам больно жалко цветочков-то? Ведь не райские это цветы». Все это заметила крестная мать жениха и советовала ему, несмотря на богатство, не брать ее, глупенькую. Жених же, видевший ее притворство и думая, что родители в нем виноваты, все-таки решил жениться, и 23 мая 1828 года Пелагию Ивановну выдали замуж за Сергея Васильевича. Венчали их в Богословской церкви Арзамаса.
Явление св. прп. Серафима Саровского старице Пелагии
Вскоре после вступления в брак Пелагия Ивановна поехала с мужем и с матерью в Саровскую пустынь. Преподобный Серафим ласково принял их и, благословив мать и мужа, отпустил их в гостиницу, а Пелагию Ивановну ввел в свою келию и долго-долго, часов шесть, беседовал с ней. О чем они беседовали, осталось тайной. Между тем Сергей Васильевич, ожидавший жену в гостинице, чтобы им ехать домой, потерял терпение и, рассерженный, пошел вместе с матерью разыскивать ее. Подходят они к Серафимовой келии и видят, что старец, выводя Пелагию Ивановну из своей келии за руку, поклонился ей до земли и с просьбой сказал: «Иди, матушка, иди не медля в мою-то обитель, побереги моих сирот-то; многие тобою спасутся, и будешь ты свет миру. Ах, и позабыл было, — прибавил старец, — вот четки- то тебе; возьми ты, матушка, возьми». Когда Пелагия Ивановна удалилась, отец Серафим обратился к свидетелям происшедшего и сказал: «Эта женщина будет великий светильник!» Муж Пелагии Ивановны, услыхав столь странные речи старца, да вдобавок еще видя четки в руках своей жены, с насмешкой обратился к теще: «Хорош же Серафим! Вот так святой человек, нечего сказать! И где эта прозорливость его? И в уме ли он? На что это похоже? Девка она, что ль, что в Дивеево-то ее посылает, да и четки дал». Но тайная, продолжительная духовная беседа с дивным старцем имела решительное влияние на дальнейшую жизнь Пелагии Ивановны.
В Арзамасе она вскоре подружилась с одной купчихой по имени Параскева Ивановна, пребывавшей в подвиге юродства Христа ради, и под ее руководством научилась непрерывной Иисусовой молитве, которая начала в ней благодатно действовать и которая сделалась постоянным ее занятием на всю жизнь. Позже одна старушка, сверстница Пелагии Ивановны, бывшая в молодости ее подругой, рассказывала, что Пелагия Ивановна почти целые ночи, скрываясь ото всех, стоя на коленях лицом к востоку, молилась в холодной стеклянной галерее, пристроенной к их дому. Старушке это было хорошо известно, потому что она жила напротив Серебренниковых. «Ну и судите сами, — прибавляла она в простоте сердца, — весело ли было ее мужу? Понятно, не нравилось. Эх, да что и говорить? Я ведь хорошо знаю весь путь-то ее… Великая была она! Раба Божия!»
С молитвенными подвигами Пелагия Ивановна вскоре стала соединять и подвиг юродства Христа ради и как бы с каждым днем все более теряла рассудок. Бывало, наденет на себя самое дорогое платье, шаль, а голову обернет какой-нибудь самой грязной тряпкой и пойдет или в церковь, или куда-нибудь на гулянье, где побольше собирается народа, чтоб» ее все видели, судили и пересмеивали. И чем больше пересуживали ее, тем больше радовалась ее душа, которая искренно пренебрегала и телесной красотой и земным богатством, и семейным счастьем, и всеми в благами мира сего. Но все большую боль и скорбь испытывал ее муж, не понимавший великого пути жены. И просил, и уговаривал ее Сергей Васильевич, но она ко всему оставалась равнодушной.
Когда у них родился первый сын, Василий. Пелагия Ивановна точно не рада была его рождению. Многие родственники хвалили мальчика и говорили: «Какого хорошенького сынка дал вам Бог!» А она во всеуслышание и при муже отвечала: «Дал-то дал да вот прошу, чтоб и взял. А то что шататься-то будет». Когда родился второй сын, Иоанн, Пелагия Ивановна к нему отнеслась так же. С этого времени муж перестал щадить ее. Вскоре оба мальчика умерли, прожив по полтора года, — конечно, по молитве блаженной. Тогда Сергей Васильевич начал страшно бить жену, вследствие чего она, несмотря на свою здоровую и крепкую натуру, заметно начала чахнуть и затем решила во что бы то ни стало уладиться от мужа. Через два года у Пелагии Ивановна родилась дочка, и, как только Бог послал ее, блаженная, не глядя на нее, принесла дитя в подоле свое¬го платья к матери и, бросив на диван, сказала: «Ты отдавала, ты и нянчись теперь; я уже больше домой не приду!» Девочка, окрещенная Пелагией, прожила всего несколько недель.
Пелагия Ивановна начала ходить по улицам Арзамаса, от церкви к церкви, и все, что ни давали ей из жалости и что попадало ей в руки, раздавала нищим и ставила свечи в церкви Божией. Муж, бывало, поймает ее, бьет чем попало: поленом так поленом, палкой так палкой; запрет ее, морит голодом и холодом, а она не унимается и твердит одно: «Оставьте, меня Серафим испортил!» Не покоряясь мужу, она старалась уклониться от него, и выведенный из терпения Серебренников, обезумев от гнева, переговорив с матерью, решился прибегнуть к страшной мере. Он силой привел жену в полицию и попросил городничего высечь ее. В угоду Сергею Васильевичу и Прасковье Ивановне городничий велел привязать Пелагию к скамейке и так жестоко наказал, что мать содрогнулась и оцепенела от ужаса. «Клочьями висело тело ее, — рассказывала она впоследствии, — кровь залила всю комнату, а она, моя голубушка, хотя бы охнула. Я же сама так обезумела, что и не помню, как подняли мы ее и в крови и в клочьях привели домой. Уже и просили-то мы ее, и уговаривали-то и ласкали; молчит себе, да и только». В следующую же ночь городничий, столько поусердствовавший, увидел во сне котел, наполненный страшным огнем, и услышал неизвестный голос, который сказал ему, что этот котел приготовлен для него за жестокое истязание избранной рабы Христовой. Городничий в ужасе проснулся, рассказал о страшном видении и запретил всему вверенному ему городу обижать эту безумную, или, как говорили в городе, «испорченную» женщину.
Так как все принятые меры не помогли, Серебренников начал верить, что его жена испорчена, и повез лечить ее в Троице-Сергиеву Лавру. Во время этой поездки с Пелагией Ивановной произошла внезапная перемена: она сделалась кроткой, тихой и умной. Ее муж не помнил себя от радости и послушал ее совета: вручил ей деньги и вещи и одну отпустил домой, а сам отправился в другое место по весьма важному и неотложному делу. Спешно управившись с ним, он, горя нетерпением увидеть выздоровевшую жену, возвратился домой, но каков был его ужас и гнев, когда он узнал, что Пелагия Ивановна все до малейшей полушки и последней вещи раздала Бог знает кому, вернулась в город нищей и ведет себя хуже прежнего, стараясь вынести из дома и раздать все, что только можно. Тогда обезумевший Сергей Васильевич заказал для жены, как для дикого зверя, железную цепь с таким же железным кольцом и своими руками заковал ею Пелагию Ивановну, приковал к стене и издевался над ней, как ему хотелось. Иногда несчастная женщина, оборвавши цепь, вырывалась из дома и, полураздетая, гремя цепью, бегала по улицам города, наводя на всех ужас. Каждый боялся приютить ее или защитить от гонений мужа. И вот несчастная снова попадала в свою неволю и должна была терпеть новые, еще более тяжкие мучения. «Ведь безумною-то я хотя и стала, — говорила она сама впоследствии, — да зато много и страдала. Сергушка-то (муж) во мне все ума искал, да мои ребра ломал; ума-то не сыскал, а ребра-то все поломал». Действительно, одна благодать Господня подкрепляла ее, как Свыше предназначенную избранницу Божию, и давала ей силы переносить все, что с ней тогда делали. Однажды, сорвавшись с цепи, Пелагия Ивановна в страшную зимнюю стужу, полунагая, приютилась на паперти церкви, называемой Напольной, в гробе, приготовленном для умершего от эпидемии солдата, и здесь, полуокоченелая, ждала себе смерти. Увидев церковного сторожа, она бросилась к нему, моля о помощи, и так напугала его, что тот, приняв ее за привидение, в ужасе забил в набат и встревожил весь город. После этого Серебренников совершенно отрекся от своей жены, выгнал ее вон из дома, притащил к материи вручил ей. В семье все, начиная с сердитого, с крутым нравом отчима, своими руками бившего Пелагию Ивановну, ненавидели ее, особенно младшая дочь Королёва — Евдокия, которая вымещала на ней свою злобу и все домашние неудачи. Евдокия вообразила, что ее не берут замуж именно потому, что опасаются, как бы она не сошла с ума, подобно Пелагии Ивановне, и решила погубить ее. Она подговорила одного злодея, хорошо умевшего стрелять, убить ее в то время, когда она будет бегать за городом и юродствовать. Несчастный согласился и действительно выстрелил, но дал промах. Тогда Пелагия Ивановна, оставшаяся невредимой, предрекла ему, что он не в нее стрелял, а в самого себя. И что же? Через несколько месяцев ее предсказание сбылось в точности: он застрелился.
Мать Пелагии Ивановны решила отправить ее с богомольцами по святым местам в надежде на исцеление. Прежде всего «дурочку» повезли в Задонск к святителю Тихону, а затем в Воронеж к святителю Митрофану. Прибыв в Воронеж, арзамасские богомольцы пошли с Пелагией Ивановной к Преосвященному Антонию, известному в то время святостью жизни и даром прозорливости. Владыка Антоний ласково принял Пелагию Ивановну с богомолками, благословил всех, а к блаженной обратился со словами: «А ты, раба Божия, останься». Три часа беседовал он с ней наедине. Спутницы Пелагии Ивановны разобиделись, что Преосвященный занялся «дурочкой», а не ими, и толковали между собой: «Чай, и мы не беднее ее, тоже можем сделать пожертвование». Прозорливый владыка узнал их мысли и, провожая Пелагию Ивановну, сказал ей: «Ну, уже ничего не могу говорить тебе более. Если Серафим начал твой путь, то он же и докончит». Затем, обратившись к ее спутницам, добавил: «Не земного богатства ищу я, а душевного». И всех отпустил с миром.
Pages: 1 2 3 4 5
