Священномученик Василий (Зеленцов), епископ Прилукский, викарий Полтавской епархии
Февраль 6th 2013 -
Сразу после этих слов священника плотным кольцом окружила стража и увела. На улице в это время конная милиция с неистовством разгоняла народ. Отца Василия вывели и под усиленным конвоем повели по улице, часть людей устремилась за ним.
Священника после приговора заключили в камеру смертников, и он стал готовиться к христианской кончине; у приговоренного было радостное, счастливое настроение, точно он как можно скорее желал разрешиться и быть со Христом. Но Господу было угодно, чтобы он еще потрудился в сане епископа.
Адвокат отца Василия подал кассационную жалобу в Верховный трибунал.
Сразу же после вынесения приговора делегаты от полтавских заводов выехали в Москву, чтобы хлопотать за священника перед верховной властью. 20 августа 1922 года Верховный трибунал принял решение о замене смертной казни пятью годами тюремного заключения. 15 декабря копия приговора была получена администрацией тюрьмы и зачитана обвиняемому. Услышав, что приговор изменен, отец Василий огорчился. Срок заключения священник должен был отбывать в общей камере.
Верующие Полтавы не забывали узника, почти каждый день в тюрьму передавались продукты и цветы, и скоро в полтавской прессе началась агитационная кампания против священника; один из безбожников, некий Капельгородский, опубликовал в газете «Большевик Полтавщины» сатирический акафист, в котором он высмеивал священника как слугу Бога и Церкви, «пророчески» предрекая будущее его прославление в Церкви.
Среди заключенных, не исключая уголовников, отец Василий пользовался огромным уважением и любовью, все его непременно называли «наш батюшка», «наш Василий», «наш отец»; заключенные избавляли его от выполнения тюремных нарядов, брали их на себя, а если кто из заключенных или надзирателей начинал вести себя со священником неуважительно и грубо, то другие тут же вставали на защиту пастыря. Это не понравилось полтавской тюремной администрации, и священника перевели на оставшийся срок в харьковскую тюрьму.
В 1925 году отец Василий подал прошение властям о досрочном освобождении. В июне 1925 года при обозрении харьковской тюрьмы контрольной комиссией он заявил ее представителям: «Убедившись, что советская власть стала народной властью, и уважая право народа самому по своему желанию выбирать и организовывать себе верховное правительство, я теперь ищу мира с советской властью, обещаюсь по выходе из заключения отдать все свои силы исключительно на служение Церкви».
12 июня 1925 года отец Василий был досрочно освобожден и вернулся к своей пастве в Полтаву. Еще будучи в заключении, священник помогал одной нищей, сидевшей у стен тюрьмы с маленьким мальчиком и просившей подаяния. Когда нищая умерла, он взял на свое попечение мальчика и стал заботиться о нем.
В это время в пределах Полтавской епархии возник лубенский раскол, который возглавил епископ Феофил (Булдовский) при активной поддержке ОГПУ. Отец Василий стал выступать с проповедями и объяснениями, касающимися этого нового движения, и благодаря этому раскол не получил широкого распространения в епархии. В Троицкий храм, где он был настоятелем, отец Василий приглашал проповедовать во время богослужений тех священников, которые были сторонниками епископа Феофила, чтобы они православному народу разъяснили свои позиции. На прихожан, слушавших проповеди отца Василия и других православных священников, а также и сторонников епископа Феофила, разница между правдой православия и глубиной заблуждения раскольников произвела огромное впечатление, и если кто и сомневался, нет ли правды и в этом новом национальном малороссийском религиозном движении, то, по выслушивании сторон, у него не оставалось ни малейшего сомнения в правоте православия, которое олицетворяла в России Патриаршая Церковь.
Активная деятельность настоятеля Троицкой церкви против раскольников была быстро замечена ОГПУ, и 13 августа 1925 года отец Василий был вызван на допрос. Его обвинили в том, что он устраивает в храме религиозные диспуты и тем самым производит возмущение среди населения города. На предъявленные обвинения отец Василий ответил: «26 июля 1925 года в Троицкой церкви было обычное, совершаемое еженедельно в течение уже целого ряда лет богослужение с проповедями церковно-религиозного содержания. Богослужение совершал я, как настоятель Троицкой церкви. Проповедовали я и приглашенные мною для проповеди совместно со мною священники... Проповеди сводились к богословскому освещению вопроса о том, совершила ли грех перед Богом лубенская организация епископов (Феофил Булдовский и его сотрудники), введя в церковную жизнь новую, ими выработанную программу церковной жизни. В целях всестороннего и беспристрастного выяснения этого вопроса перед верующими мною были приглашены... к проповедованию... два священника, держащиеся иного богословского взгляда по данному вопросу. При этом мною старательно принимались все меры к тому, чтобы выступление проповедников с неодинаковыми богословскими воззрениями по одному и тому же вопросу не придало такому проповедованию... характера диспута... оставалось в рамках богослужебной проповеди и чтобы богослужение осталось богослужением, а не собранием с целью богословского диспута. К сожалению, некоторые из присутствовавших (а церковь была наполнена людьми от алтаря и почти до входных дверей, и вообще на этих вечерних богослужениях по воскресеньям церковь наша бывает наполнена людьми), вероятно слишком заинтересовавшись предметом проповеди, стали позволять себе делать замечания проповедникам, так что пришлось призвать их соблюдать тишину и окончить проповедование раньше, чем тема проповеди была достаточно всесторонне раскрыта».
Власти не вполне были удовлетворены показаниями отца Василия, и 15 августа ему пришлось давать уполномоченному ОГПУ дополнительные объяснения: «Что касается случившихся во время нашего проповедования замечаний, сделанных некоторыми из слушателей по адресу проповедников, то я находил, что, нарушая благоговение, которое должно быть при богослужении, эти замечания еще не были настолько непристойны, чтобы их считать “нарушением общественного порядка”... Подводя итог тому, что произошло на воскресном, обычном, а не каком-либо особом вечернем богослужебном собрании в Троицкой церкви, принимая во внимание, что проповедь есть составная часть богослужения, я нахожу, что, если не считать упомянутых выше замечаний публики проповедникам, на этом богослужении была лишь одна особенность: проповедники были не согласны между собою во взглядах на один и тот же предмет. Но в последние годы, вследствие все увеличивающегося религиозного разномыслия среди бывших раньше единодушно православными, выступление проповедников с разными взглядами на богослужении стало довольно не редким...»
Отец Василий был после допросов освобожден, и в августе 1925 года архиепископ Полтавский Григорий (Лисовский) постриг его в мантию с оставлением того же имени и возвел в сан архимандрита. 25 августа 1925 года архиепископ Полтавский Григорий и тайно прибывший в Полтаву епископ Глуховский Дамаскин (Цедрик)1 в Троицком храме хиротонисали архимандрита Василия во епископа Прилукского, викария Полтавской епархии. Архиепископ Григорий благословил новохиротонисанного владыку оставаться в Полтаве. При наречении архимандрит Василий сказал речь, которая потрясла многих, так как она, в отличие от общепринятых торжественных речей, произносимых в этих случаях, скорее походила на клятву верности в служении святой Церкви Христовой и обещание «до последнего издыхания» бороться со всеми богоотступниками, богохульниками, живоцерковниками, самосвятами и деятелями лубенского раскола.
Служить владыка Василий остался в Троицкой церкви, но по приглашению духовенства охотно служил и в других храмах Полтавы. С первых же дней он в своих проповедях стал призывать к борьбе с врагами Христа: «никаких поблажек им, никаких компромиссов с ними, бороться и бороться с врагами Христа, не бояться пыток и смерти, ибо страдания за Него — высшее счастье, высшая радость», — проповедовал он. Бывало, близкие люди говорили ему после богослужения: «Владыка, ну зачем вы все это говорите? В церкви постоянно шпионы, следят за вами, слушают и доносят, и мы боимся за вас». На это он иногда отвечал с улыбкой: «Да что же особенного такого я сказал, я, право, не знаю, — они не такого заслуживают. Ну, хорошо, я больше не буду, успокойтесь, идите с миром по домам». Но возмущение лживостью и лукавством раскольников, которых ради разрушения Церкви активно поддерживала безбожная государственная власть, было столь велико, что на следующий день в пламенной проповеди он вновь и вновь возвращался к этим темам, так как они волновали прежде всего его самого, как архиерея и блюстителя чистоты православия.
