Митрополит Павел Тобольский
Ноябрь 16th 2014 -
Память: 4/17 ноября, в Соборах Галицких, Киевских и Сибирских святых
Митрополит Павел, в миру Петр Конюскевич, родился в 1705 году в городе Самбаре, в Червонной Руси (Галиции).
Отец его дал сыну образование в местном училище. Петру хотелось продолжить учебу, и он отправился в Киев, где поступил в Киево-Братскую академию. Учился юноша прекрасно. Еще обращала на себя внимание и его замечательная кротость, которая, однако, соединялась в нем с большой твердостью. Окончив курс, он был оставлен при академии учителем пиитики (поэтики).
Благочестивый, тихий, любивший богослужение и церковное дело, он всегда чувствовал влечение к монашеству и на 28 году принял иночество.
В звании иеромонаха Петр в качестве эконома сопровождал настоятеля Лавры в Санкт-Петербург. В Киев вернуться ему тогда не пришлось. Он был послан в Москву на видную должность проповедника при Московской славяно-греко-латинской академии.
Служа в Москве, он выделялся как способностями и даром красноречия, так настойчивостью в труде и строгостью жизни. Через два года он был назначен архимандритом Новгородского Юрьева монастыря, где подвизался пятнадцать лет и воздвиг много построек. 5 мая 1758 года архимандрит Павел был рукоположен в епископа и назначен митрополитом Тобольским и всея Сибири.
Более полугода добирался он до Тобольска и в морозный день 20 ноября прибыл к месту новых, теперь уже святительских, трудов. Проведя ночь в Знаменском монастыре, наутро он облачился в летней церкви монастыря и торжественным ходом пошел в город. У городских ворот он отслужил молебен и проследовал в летний Успенский собор, где отслужил обедню. Так первым же своим ревностным служением он показал, как мало он себя щадит в том, что считает своим долгом — служении Богу.
Ко времени начала служения святителя Павла в Сибири дела в Тобольской епархии пришли в некоторый упадок. Прежде всего преосвященный обратил внимание на состояние образования местного духовенства. Тобольская семинария, бывшая совсем недавно центром духовного образования Сибири, утратила свои позиции, лишившись основного предмета всего цикла богословских наук — «Богословия». Открыв богословский класс, митрополит сам наблюдал за преподаванием этого предмета. Для укрепления преподавательского состава семинарии на замещение учительских должностей им были вызваны из Киева три ученых монаха.
Строительство деревянных храмов, безусловно временная мера по обустройству жизни первых русских поселенцев в Сибири, обнаружила свои явные недостатки. Время и пожары сводили на нет все усилия предшественников святителя. Павла к благоукрашению Сибири. Митрополит открыл несколько новых приходов. При нем в Тобольске и других местах было воздвигнуто около двадцати каменных храмов.
Та требовательность, с которой он относился к себе и которую он продемонстрировал еще при своем вступлении в управление епархией, была направлена на исправление части духовенства. Провинившихся он вызывал в архиерейский дом и монастыри, приказывая употреблять их на самую черную работу. Однако эта черта его характера покрывалась сострадательностью к нуждающимся, вдовам, сиротам.
Борьба с раскольниками по-прежнему оставалась важной заботой сибирских архипастырей. Для обращения раскольников святитель Павел назначил двух миссионеров.
При святителе Павле в Иркутске в 1764 году были обретены мощи святителя Иннокентия, преставившегося в 1731 году. Но это событие оказалось в жизни митрополита последней радостью, которую он мог разделить со своею паствой. Для него настал период тяжелых испытаний, вызванных его смелым посланием Синоду относительно той участи, на которую была обречена жизнь епархии после известных указов императрицы Екатерины II о секуляризации церковной жизни, подрыва русского православного монашества. Суммы, назначенные казною на содержание архиерейского дома и монастырей, оказались недостаточными, а многие сибирские обители просто подлежали разорению, и дело, которому так ревновал святитель, дело служения Богу, попиралось. Зная, кто пытается противостоять Богу, прет освященный не побоялся открыто выступить с обличением зла. Свое мнение в письме Синоду он изложил в резкой форме.
Об атмосфере в Синоде той поры можно судить хотя бы по тем предложениям, которые готовил обер-прокурор И. И. Мелиссино, предлагавший «в рассуждение Св. Писания ослабить и сократить посты...», очистить Церковь от «...притворных чудес и суеверий касательно мощей и икон...», поручив это дело комиссии «из разных не ослепленных предрассудками особ...», сократить «...продолжительные церковные обряды...», прекратить содержание монахам, которые «великого кошта стоют, не принося пользы...», «разрешить духовенству ношение более приличного платья» и так далее. Дополнить картину может фраза, которой любил щеголять на людях преемник Мелиссино на посту обер-прокурора П. Чебышев: «Да никакого Бога нет!»
Естественно, что по получении письма от преосвященного Павла в Синоде возникло дело. 22 июня 1767 года состоялось заседание Синода, на котором Новгородский митрополит Димитрий Сеченов объявил повеление императрицы о вызове Тобольского митрополита Павла в Москву.
Предание сохранило рассказ о том, что накануне этого заседания во сне митрополиту Димитрию явился митрополит Павел и с гневом произнес на латинском языке следующее: «Некогда отцы наши, и в числе их некоторые святые, даровали Церкви разные земные удобства и неприкосновенность тех пожертвований утвердили заклятиями. И я, человек грешный, недостойный епископ Церкви Христовой, не своими устами, но устами отцов моих, проклинаю тебя, предателя церковных имуществ, и предрекаю тебе нежданную смерть!».
Дважды- посылались митрополиту Павлу указы с требованием явиться на ожидавшее его судилище, но тщетно, владыка оставался в Тобольске, продолжая управлять епархией как ни в чем не бывало. Было послано и третье письмо, уже на имя тобольского губернатора, с требованием подтвердить митрополиту монаршую волю прибыть в Москву, дав на сборы неделю. В противном случае губернатору предписывалось «онаго преосвященнаго выслать из Тобольска без всяких отговорок». Однако это письмо опоздало.
11 января 1768 года митрополит Павел сам выехал в Москву и, прибыв туда 2 апреля, подал просьбу об увольнении от епархии и о разрешении поселиться в Киево-Печерской Лавре «на обещание». Священный Синод своим решением лишил митрополита Павла архиерейского сана, однако императрица не утвердила это решение.
Странным, неожиданным и совсем не в духе Екатерины, боровшейся с «церковными реакционерами», может показаться ее покровительство митрополиту Павлу, особенно если учесть, что в то же самое время другой митрополит, Арсений (Мациевич), кстати, бывший в период с 1741 по 1742 годы митрополитом Тобольским и всея Сибири, уже доживал свой век в Ревельском каземате. Более того, императрица, отменив решение Святейшего Синода о лишении владыки Павла архиерейского сана, предложила ему вернуться к управлению Тобольской епархией. Но на это владыка уже не согласился:
— Я лишен епархии по приговору Синода, — говорил он, — и потому не могу возвратиться в нее. Пусть отошлют меня в Киево-Печерскую Лавру, в которой я дал обет послушания настоятелю.
В этом ему не препятствовали, и в августе того же года он прибыл в Лавру. И еще раз на владыку Павла сошла тень монаршей милости: в дорогу ему были переданы десять тысяч рублей. От денег он отказался, а когда их оставляли у него, выбрасывал в окно, приговаривая, что это огонь, а не деньги. Тогда эти деньги были переданы настоятелю Лавры, и тот уговаривал митрополита принять > этот дар хотя бы для нужд Лавры.
— А что ты устроишь на сей огонь, отче? — спрашивал митрополит.
— Да вот хоть бы через огонь тот церковные главы вызолотить.
— Се добре, — сказал митрополит, и деньги пошли на позолоту Великой лаврской церкви.
В Лавре митрополит Павел поселился в келиях наместника, которые были в виду этого вновь отделаны, и жил спокойно, окруженный уважением как бесстрашный борец за права Церкви. Время он проводил в строгих иноческих подвигах и часто, несмотря на свою болезненность, служил как в Лавре, так и в Киеве.
Но лишь два с небольшим года пришлось ему пожить в месте «своего обещания». 4 ноября 1768 года после долгой болезни он преставился «со всяким христианским порядком», как сообщил Синоду архимандрит Лавры.
По отпевании, тело его было поставлено в склеп под Великой лаврской церковью и по-видимому никогда не было погребено.
Без малого через шестьдесят лет Киевский митрополит Евгений (Болховитинов) решил устроить новый склеп для архиереев, погребенных под Великой церковью. 12 июня 1827 года все гробы, бывшие в склепе, стали переносить во вновь устроенные могилы. Когда дошла очередь до гроба неизвестного владыки (памятной надписи на гробе не было, а очевидцев погребения преосвященного в живых не осталось), послали спросить митрополита, прикажет ли он переносить этот гроб. Митрополит ответил, что он решит это, когда сам осмотрит гроб. Но в тот день ему не удалось это сделать.
Этой же ночью митрополиту Евгению приснилась страшная буря, ему казалось, что дом его колеблется. От страха он проснулся и услышал, как по залам архиерейского дома кто-то мерным и твердым шагом направляется в его покои. Вслед за тем двери спальни сами собой отворились и в ночной темноте, весь сияя неизъяснимым светом, в комнату вступил неизвестный муж величественного и грозного вида, в архиерейском облачении. Гневно стуча по полу посохом, он приблизился к Евгению. Тотчас вскочил тот с постели и хотел было локлониться в ноги вошедшему, но колени его сильно дрожали и он не смог исполнить своего намерения. Малороссийским говором вошедший произнес: «Чи даси нам почиваты, чи ни? Не даси нам почиваты, не дам и тоби николь почиваты» и вышел таким же мерным шагом.
Наутро митрополит Евгений пришел в Великую церковь, чтобы осмотреть гроб неизвестного архиерея. Когда подняли крышку гроба, то перед митрополитом оказался абсолютно нетленным, точно спящий, тот самый архиерей, который приходил к нему ночью, и даже в том самом облачении.
Пораженный митрополит со слезами стал класть поклоны и целовать руки архиерея.
Немедленно стали узнавать, кто этот архиерей, и, наконец, открыли, что это митрополит Тобольский Павел, погребенный здесь пятьдесят семь лет назад. Тут же была отслужена по нем панихида, и митрополит Евгений распорядился бренные останки святителя Павла оставить на месте.