Вспоминая А.Пушкина в Неделю о блудном сыне
Февраль 28th 2016 -
«Пушкин заставил всех присутствующих, – пишет другой очевидец, – сдружиться со смертью, так спокойно он ожидал ее, так твердо был уверен, что последний час его ударил». Третий очевидец (Плетнев) говорил: «Глядя на Пушкина, я в первый раз не боюсь смерти». «Ручаюсь совестью, – пишет князь Вяземский, – что нет тут лишнего слова и никакого преувеличения. Пушкин принадлежит не одним ближним и друзьям, но и отечеству и истории. Надобно, чтобы память о нем сохранилась в чистоте и целости истины. Из сказанного здесь можно видеть, в каких чувствах и в каком расположении ума и сердца своего кончил жизнь Пушкин. Дай Бог и нам каждому подобную кончину. О том, что было причиною этой кровавой и страшной развязки, говорить много нечего. Многое осталось в этом деле темным и таинственным для нас самих. Все признают эту бедственную историю какою-то фатальностью, которую невозможно объяснить и невозможно было предупредить».
Да, это был роковой приговор судьбы, лучше сказать, приговор Провидения, спасительная мера Божия человеколюбия. Бог послал почившему бедственную кончину, чтобы он, подвергшись суду по человеку плотию, жил по Богу и в Бозе великим своим духом (1 Пет. 4, 6). Евангельскому разбойнику нужно было умереть на кресте, чтобы изречь свое исповедание: Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое (Лк. 23, 42), и услышать обетование: Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю (Лк. 23, 43). Видно, благочестивейший Государь Николай Павлович, пред которым была раскрыта душа поэта, имел основание преподать ему напутственный во гроб совет исполнить христианский долг. И это основание заключалось, без сомнения, в половинчатой вере почившего, в вере, перемешанной с неверием, заглушенной многими заблуждениями ума и сердца.
Умирая в тяжких муках на своем кресте, раб Божий Александр, мы верим, только в эту минуту воззвал к милосердию Отца Небесного решительным гласом блудного сына: Отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих (Лк. 15, 18–19).
А говорили мы все это, чтобы выяснить себе и другим, что величайший наш поэт был действительно любимый сын Отца Небесного, был в жизни сын заблуждающийся, а в тяжкой смерти сын кающийся; что он родился христианином, жил полухристианином и полуязычником, а умер христианином, примиренным со Христом и Церковью.
Говорить ли теперь о том, почему, за что это мы молимся о рабе Божием Александре? В ответ скажем одно, что он принадлежит к числу величайших людей Российской истории. Действительно, он «памятник воздвиг себе нерукотворный», вечный, да, и вечный, насколько вечно что-либо в Подлунной, – памятник, «который вознесся главою непокорной выше александрийского столпа». Возьмите во внимание, что Гомер и Софокл, Виргилий и Гораций осияли свое отечество славою больше, чем самые славные народные вожди. Самые народы уже умерли, а слава поэтов и мыслителей живет. Влияние народных вождей на все человечество или вовсе не простиралось, или давно уже кончилось; влияние же поэтов, ораторов, философов простирается во все концы земли, живет и переживет века и тысячелетия. Таков и наш Пушкин, величайшая слава нашего Отечества, настоящее и будущее всемирное влияния русского гения и русского духа. Стоит ли нам помолиться за него?
Другой вопрос, имеем ли мы право молиться за него? Родился он христианином; жил хотя и полухристианином, но умер христианином, примиренным с Богом и совестью и Христовой Церковью; умер кающимся сыном Отца Небесного; умер в муках наложенного им на себя креста, как и евангельский разбойник умер на заслуженном же им кресте, с воплем покаяния и веры и надежды внити в рай вслед за Самим распятым Спасителем.
Вопрос в том, о чем нам следует молиться в эту минуту? О, о многом. О почившем, а еще больше о себе. Идя на крестную смерть, Христос Господь сказал иерусалимлянам: Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших (Лк. 23, 28). Веруем, что и в эту минуту несется к нам с неба подобный же глас: молитесь и о мне, по нравственно-христианскому долгу – поминать своих людей великих, строивших земли родной минувшую судьбу, за славу, за добро, а «за грехи, за темные деяния Спасителя смиренно умолять», но молитесь и о себе. Достоевский назвал нашего Пушкина «всечеловеком». Назвал в том смысле, что великий поэт ничто человеческое не считал для себя чуждым, напротив, был знаменательнейшим воплощением и выразителем свойств и стремлений человеческой природы. В отношении же к народу русскому был величайшим выразителем общенародных наших и доблестей, и недостатков, и стремлений. Стоя на грани исполнившегося тысячелетия русской истории, он был произведением всего прошедшего России, как и своего времени и своего круга; а в отношении к будущему нашего народа был не только предвестием, но и предначалом теперь уже наступившего и развивающегося и грядущего наклона русского народного духа, особенно в высшей интеллигентной сфере, которая делает нашу народную историю. О нем помолимся, чтоб не отяготел над ним небесный приговор, напророченный ему еще при жизни на земле народным же нашим поэтом Крыловым[11]. О себе помолимся, чтобы с его примера не разливался между нами языческий культ. Посмотрите, до него все наши лучшие писатели, Ломоносов, Державин, Карамзин, Жуковский были истинные христиане. С него же, наоборот, лучшие писатели стали прямо и открыто совращаться в язычество, каковы Белинский, Тургенев, граф Лев Толстой. Литература и так называемая наука во многом, в конечных выводах, становятся языческими; нравы также. Разврат становится догматом и принципом. Религия в интеллигентном круге из житейского обихода исключается. Даровитейшие самые модные из писателей взывают к общественному перевороту. Самоубийство распространяется, как язва, как эпидемия. Самоубийцы открыто и торжественно фетишируются, как доблестные подвижники, самоотверженные исполнители гражданского и нравственного долга. Современная юриспруденция хлопочет снять кару закона с поединков. Последователи поэта в его полувере, полуневерии хотят поставить не только памятник ему, но и крест Христов на месте его поединка, где он погиб самоубийством и хотел, но не успел сделаться убийцей… Положим, человек повесился на дереве, дерево срубить, а на его месте поставить крест, хорошо ли?.. Помолимся, да сгонит Господь эту тучу умственного омрачения, нагнанную отчасти и предосудительным примером поэта. Припомним, что этот пример сразу же увлек за собой и другую злосчастную жалостную жертву, безвременно погибшее высокое же дарование Лермонтова. Не раз также стрелялся на дуэлях Грибоедов, который также накликал себе кровавую безвременную смерть. Что за несчастье нашим писателям умирать бедственно или на дуэлях, или в кровавых схватках, или от преждевременной чахотки, или в сумасшествии, или в вольном изгнании на чужбине? Помолимся… Помолимся о том, чтобы подражатели великого поэта, в следовании языческому культу по вере и нравам, последовали за ним и в усилиях его переделать свой нравственный строй по высочайшему, безупречно чистому идеалу Христова Евангелия, в его искреннем раскаянье в последние минуты жизни и в христианской кончине, по примирении с Богом и совестью и Церковью Христовою. Его высокозамечательный пример пусть убедит каждого, что высокому всеобъемлющему духу трудно выдержать безусловное отрицание до конца, особенно же во дни тяжелой невзгоды и в предсмертные часы при переходе из этого мира в загробный; трудно не по малодушию, но по непререкаемой логике человеческой природы. К числу известных в этом отношении примеров мы присоединим еще один, что единомышленники известного отрицателя Чернышевского, заключенные с ним в крепости, пред ссылкою все до единого искренно исповедовались и причащались, кроме самого Чернышевского, который рассуждал о вере с духовником охотно, но исповедаться и причаститься отказался по той суетной причине: «Что-де скажут о Чернышевском?» Это я слышал тогда же от самого духовника (протоиерея Петропавловского собора в С. -Петербурге Василия Петровича Полисадова). Впрочем, последняя песня самого Чернышевского еще не спета, еще впереди: веруем, что за молитвы христолюбивого его родителя (бывшего саратовского кафедрального протоиерея, богобоязненного и строгого служителя Божия) умрет и он христианином. Теперь вот и Бэр, известный безбожник, многоученый министр народного омрачения во Франции, сделавший там столько зла христианству, изгнавший его из французского воспитания, и этот пред смертью раскаялся и возвратился в лоно своей родной Церкви. Помолимся, чтоб и о славном нашем поэте, ныне поминаемом рабе Божием Александре, как и о всякой раскаявшейся христианской душе, которая в жизни имела несчастье поколебаться в верности Богу, было изречено на небе в вечности: надобно радоваться и веселиться, что сей сын Отца Небесного был мертв и ожил, пропадал и нашелся (Лк. 15, 32). Аминь.
[11] И как выразительно-грозно звучит в эту минуту это предсказание, которое никак нельзя назвать и баснею, а должно назвать высокообличительною и пророчественною притчею.
«Сочинитель и Разбойник»
В жилище мрачное теней
На суд предстали пред судей
В один и тот же час: Грабитель
(Он по большим дорогам разбивал,
И в петлю, наконец, попал);
Другой был славою покрытый Сочинитель:
Он тонкий разливал в своих твореньях яд.
Вселял безверие, укоренял разврат,
Был, как Сирена, сладкогласен
И, как Сирена, был опасен.
В аду обряд судебный скор;
Нет проволочек бесполезных:
В минуту сделан приговор.
На страшных двух цепях железных
Повешены больших чугунных два котла:
В них виноватых рассадили,
Дров под Разбойника большой костер взвалили;
Сама Мегера их зажгла
И развела такой ужасный пламень,
Что трескаться стал в сводах адских камень.
Суд к Сочинителю, казалось, был не строг;
Под ним сперва чуть тлелся огонек;
Но там, чем далее, тем боле разгорался.
Вот веки протекли, огонь не унимался,
Уж под Разбойником давно костер погас:
Под Сочинителем он злей с часу на час.
Не видя облегченья,
Писатель, наконец, кричит среди мученья,
Что справедливости в богах нимало нет;
Что славой он наполнил свет
И ежели писал немножко вольно,
То слишком уж за то наказан больно;
Что он не думал быть Разбойника грешней.
Тут перед ним, во всей красе своей,
С шипящими между волос змеями,
С кровавыми в руках бичами,
Из адских трех сестер явилася одна.
«Несчастный! – говорит она, –
Ты ль Провидению пеняешь?
И ты ль с Разбойником себя равняешь?
Перед твоей ничто его вина.
По лютости своей и злости,
Он вреден был,
Пока лишь жил; А ты… уже твои давно истлели кости,
А солнце разу не взойдет,
Чтоб новых от тебя не осветило бед.
Твоих творений яд не только не слабеет,
Но, разливаяся, век от веку лютеет.
Смотри (тут свет ему узреть она дала),
Смотри на злые все дела
И на несчастия, которых ты виною!
Вон дети, стыд своих семей, –
Отчаянье отцов и матерей:
Кем ум и сердце в них отравлены? – тобою.
Кто, осмеяв, как детские мечты,
Супружество, начальства, власти,
Им причитал в вину людские все напасти
И связи общества рвался расторгнуть? – ты.
Не ты ли величал безверье просвещеньем?
Не ты ль в приманчивый, в прелестный вид облек
И страсти, и порок?
И вон опоена твоим ученьем,
Там целая страна
Полна
Убийствами и грабежами,
Раздорами и мятежами
И до погибели доведена тобой!
В ней каждой капли слез и крови – ты виной.
И смел ты на судьбу хулой вооружиться?
А сколько впредь еще родится
От книг твоих на свете зол!
Терпи ж: здесь по делам тебе и казни мера!»
Сказала гневная Мегера –
И крышкою захлопнула котел.
Справка:
Никанор (в миру Александр Иванович Бровкович, 1827–1890), архиепископ Херсонский. После окончания Санкт-Петербургской духовной академии был ректором в нескольких духовных семинариях, затем ректором Казанской духовной академии. Последовательно назначался викарием Донской епархии, епископом Уфимским и Мензелинским, архиепископом Херсонским и Одесским (с 12 декабря 1883 года). Скончался 27 декабря 1890 года, погребен в Одесском Преображенском соборе. Главнейшие творения Преосвященного Никанора – «Позитивная философия и сверхчувственное бытие» (СПб., 1875–1888), «Разбор римского учения о видимом главенстве в Церкви» (СПб., 1856–1858), «Церковь и государство против гр. Л. Толстого» (СПб., 1888), «Происхождение и значение штунды в жизни русского народа» (Одесса, 1884), «Из истории ученого монашества 1860-х годов» («Русское обозрение», 1896, № 1–2). Ему принадлежит большое количество бесед и поучений, он проявил себя как оригинальный духовный оратор-проповедник и философ, обладавший значительной научной и философской эрудицией.
Метки: Пушкин
