Св. Константин Агарянин
Июнь 14th 2013 -
Память 2/15 июня
Закат XVIII века. Османская империя. Провинциальный город Ипсихометопон. В одной бедной турецкой мусульманской семье родился младший сын – будущий святой Константин.
Автор жития, скорее всего осознанно, не сохранил до нас его мусульманского имени, тем самым, очевидно, желая подчеркнуть, что он целиком и полностью стал христианином... Думается, в таковом вдохновении автора жития присутствовала и воля самого святого.
Детство будущего новомученика выдалось несладким. Тяжёлая болезнь в отрочестве, развод родителей, второй брак матери, жестокий отчим, второй развод, бедность, многократные смены места жительства... Возможно, личное перенесение страданий и подготовило в его сердце почву к восприятию слова о Кресте. Один бывший гамбийский мусульманин, ныне здравствующий, писал в своих воспоминаниях, что его привели к христианству именно размышления о смысле страданий, которыми до сих пор обильно полна жизнь рядовых африканцев, и столь же была полна и его собственная. Не имея знакомых христиан, этот человек пришёл ко Христу размышляя только над тем, что отрицается Кораном в христианском учении — что Иисус, называемый христианами Сыном Божиим был якобы распят. Таковые размышления подводили этого мусульманина к тому, что “необходимость крестных мук казалась убедительной и истинной в свете нашей реальной жизни”...
После многократных переездов оказавшись в Смирне, святой Константин работал при базаре разносчиком зелени и плодов и по работе ему часто приходилось посещать митрополичий дом. Там он и познакомился с христианами и христианством. У него появились друзья среди них, в общении с которыми он понемногу изучил греческий язык.
Однажды, быв в очередной раз в митрополичьем доме, Константин попросил знакомого священника прочитать ему что-нибудь из христианских книг. Тот исполнил его просьбу. Слова Писания произвели необычайное впечатление на него, и это стало, скорее всего не первым, но уже последним толчком к принятию решения стать христианином...
Нам, людям, несмотря на десятилетия атеизма, всё же выросшим в окружении христианской культуры и с детства впитавшим в себя христианские понятия и категории через сам язык, архитектуру, литературу, живопись, историю, часто бывает уже затруднительно в адекватной мере ощутить всю колоссальную мощь евангельского текста. Услышать Благую Весть так, как её слышали первые слушатели, и как её услышал св. Константин.
Первый полный перевод Нового Завета на арабский язык был издан лишь в 1860 году. Но и до сих пор, как свидетельствует современный христианский араб-миссионер Бессам Медани “мусульманам редко приходится слышать Слово Божие на родном языке, а большинство из них никогда не видело Библию”. Тем сильнее, тем непосредственнее становится впечатление от непосредственного воздействия впервые услышанного текста Евангелия. Вспоминается рассказ об обращении одного современного египетского исповедника Христова — Малика, бывшего сыном почтенного учёного шейха, попечителя и инспектора учебных заведений округа по исламоведению и ревностного члена организации “братья-мусульмане”. Оно произошло также после того, как Малик услышал от христиан евангельскую историю о прощённой блуднице. Христово милосердие и Его полные любви слова поразили юного мусульманина до глубины души и всё вокруг получило иную оценку в свете этих слов. Нечто подобное произошло и с Константином.
Говоря о переходе мусульманина в христианство, мы должны иметь в виду, что такой человек сталкивается не только с социальными, но и прежде всего с огромными психологическими трудностями. “Если мусульманин оставляет свою старую веру, то это не только большой позор для всего его рода, но в первую очередь для него самого означает отрыв от привычного « мы» семьи, единство с которой он чувствует всеми фибрами своей души. Этот процесс более глубокий и продолжительный, чем мы себе представляем, и порождает у очень многих прозелитов искушение полным одиночеством”. Помочь уверовавшему преодолеть всё это может лишь искренняя любовь ко Христу и всеукрепляющая благодать Господня.
В житии прямо не сказано о разрыве Константина с семьёй после принятия решения переменить веру, но он подразумевается, а те обстоятельства, при которых произошёл его арест, указывают, что разрыв имел место не по его инициативе.
На примере святого Константина видно, как непросто было принять крещение мусульманину в Османской Империи. Это означало не только смертный приговор крещаемому, но и немалые злоключения крещающим. Поэтому-то смирнские христиане, не смотря на знакомство с ним, не решились крестить Константина и послали его на Афон.
Прибыв на Афон, будущий мученик обращается в обитель св. Павла с просьбой о крещении. Посоветовавшись, старцы не решаются на это и посылают его в Кавсокаливийский скит. Скитские старцы в свою очередь отправляют его в лавру св. Афанасия. Но и в лавре “страха ради турецка” не решаются крестить мусульманина и отсылают его в Иверский монастырь к пребывавшему там в безмолвии патриарху Григорию V (впоследствии самому принявшему мученический венец). Явившись к святителю, юноша падает ему в ноги и со слезами умоляет сподобить его таинства Крещения. Но и патриарх не сразу соглашается. Для Константина — мы должны это понимать! — это было сродни шоку. Он вынужден был испытать, казалось, самое невероятное: быть выброшенным исламским миром и не принятым христианским. ...Лишь искренние рыдания отчаявшегося уже юноши в последний момент трогают святительское сердце и патриарх повелевает ему возвращаться в Кавсокаливийский скит и готовиться ко крещению, которое спустя некоторое время совершает самолично (!), беря тем самым ответственность за все возможные последствия на себя.
Что испытал святой Константин после крещения? Что испытывает всякий человек, сформировавшийся в мусульманской среде и культуре и обретающий истину Православия? Людям, выросшим в христианской по преимуществу культуре, понять это сложнее. Уже упоминавшийся мною Ламин Саннех писал так о своих ощущениях при окончательном обращении из ислама в христианство: “трудно выразить словами чувство полной свободы от парализующей невозможности умилостивить Бога”. Где дух Господень, там свобода (2Кор 3:17). Наверное, подобное же чувство святой и духовной свободы в открывшемся безмерном море Божественной любви испытал и будущий мученик.
Настоль велико и безмерно было это море, что пока святой нёс послушания в Кавсокаливийском ските, ему не раз приходила мысль запечатлеть собственной кровию свою любовь ко Христу. Однако духовник его, старец Гавриил, не давал ему такового благословения, научая, что если это будет угодно Богу, то Он Сам, имиже весть судьбами исполнит желание Константина.
Спустя некоторое время, по собственному намерению, испросив благословения афонских старцев и патриарха, святой Константин отправляется в Магнисию с целью обратить свою сестру в христианство. Возможно понять причину такого духовного порыва Константина мы сможем, обратившись к примеру жизни современного исповедника, уже упоминавшегося Малика. После таинства Крещения он, охваченный любовью ко всему миру, в восторженных и трогательных выражениях писал своим родным и жене о своём счастье быть христианином, о духовном перерождении и любви к Богу, доходящей до желания умереть за Него, и о любви к ним: “Я всегда любил всех и каждого из вас. Но теперь моя любовь к вам — при том, что я всецело, без остатка, отдался любви к Иисусу Христу — стала ещё глубже, ещё чище, ещё нежнее. Не могу выразить, как я люблю вас. Не могу выразить своего счастья. Разделите мою радость из любви ко мне!”.
Должно быть, сходными чувствами был движим и святой Константин... Однако ему не суждено было увидеть сестру. По пути в одном из портов его узнаёт один чиновник. Дальнейшее поведение Константина являет здравое образцово-христианское отношение к мученичеству. Он не провоцирует своего мученичества и не подталкивает мусульман к этому, не желая тем самым искушать Господа. Будучи спрошен, не турок ли он, Константин отвечает:
— Нет, этот человек ошибся, вероятно приняв меня за другого, но я — чистый христианин.
