Мученик Максим Румянцев

Август 12th 2012 -

Память 31 июля/13 августа

Максим Иванович Румянцев родился в середине пятидесятых годов XIX столетия в деревне Вандышки Кинешемского уезда Костромской губернии в крестьянской семье.

Родители его умерли, когда Максиму едва минуло десять лет, и он поселился в доме брата Егора и его жены Елизаветы, где прожил до пятнадцати лет, а в пятнадцать лет ушел странствовать. Где и как странствовал Максим — неизвестно, но вернувшись почти через тридцать лет на родину, он знал службу церковную наизусть, хотя оставался неграмотен; во время странствий он принял подвиг юродства, Который не оставлял до самой кончины.

Вернувшись в родную деревню, Максим Иванович жил то у брата в баньке, то в благочестивом семействе Груздевых, почитавших блаженного за прозорливость, то в семействе Кочериных, а то где придется, куда Бог приведет.

Ходил Максим Иванович круглый год босиком и в одних и тех же, надетых одна на другую, рубахах. Если кто-нибудь дарил ему сапоги, то он совал в них бумагу, чтобы неудобно было ходить, а потом все равно отдавал. В бане никогда не мылся, а как войдет в баню в грязных рубашках, в тех же самых рубашках и выйдет.

Однажды священник Николай Житников, с которым блаженный вел близкую дружбу, уговорил его попариться в бане. Отец Николай остался ждать, а Максим Иванович ушел в баню и исчез.

Что же это он так долго? Куда это он пропал? — недоумевал о. Николай. Вошел он в баню и видит: сидит Максим Иванович на полке красный, как свекла, во всех своих рубахах.

— Да что же ты, Максим Иванович, в одежде сидишь? — спросил он.

— Так ты же мне сам велел париться, а не мыться, — улыбаясь ответил блаженный.

В деревне многие, особенно поначалу, смеялись над ним, а мальчишки, бывало, пускали в него камни. Но благодушно все это переносил блаженный, помня, что все подвизающиеся за Христа гонимы будут.

К тому времени, когда он поселился в деревне после многолетнего подвига странничества и юродства, он достиг берегов блаженного бесстрастия, и Господь начал открывать ему Свою благую волю о других людях.

Уныние и грусть овладели Андреем Груздевым, когда пришла ему пора идти на войну 1914 года.

— Прощай, Максим Иванович, может, не вернусь, — сказал он, подойдя к юродивому.

— До свидания, сладкий барин, — ответил Максим Иванович. Многими чудесами засвидетельствовал Господь блаженного, так что не осталось у Андрея сомнения: он вернется живым. И вернулся.

Дочь его. Веру Груздеву, Максим Иванович называл Христовой невестой. «Верно, ты, Вера, замуж не выйдешь», — говорила ей мать. И действительно, она осталась девицей.

Младшей дочери Груздевых Максим Иванович, когда та была девочкой, частенько говорил:

— Николай, давай закурим. Николай, давай закурим. А то возьмет да вдруг начнет бегать, приговаривая:

— За мной кто-то бежит. Я спрячусь в сарай, за мной кто-то бежит. Спрячусь под стол.

Объяснилось все через много лет, когда она вышла замуж за Николая, и тот, когда бывал пьян, преследовал ее, так что она не знала, куда от него укрыться.

Максим Иванович никогда не говорил человеку прямо, а всегда как бы о себе. Пришел как-то к Максиму Ивановичу священник Григорий Аверин, и блаженный сказал ему:

— Вот Максима Ивановича скоро заберут. Скоро заберут — да это ничего. Умрет Максим, и прилетит соловей, но не сядет на могилку и не пропоет.

Вскоре о. Григорий был арестован и в лагере расстрелян.

Если и говорил блаженный о событиях прямо, то лишь тогда, когда иначе было нельзя.

Как-то сидел Петр Кочерин со своими друзьями на завалинке. И Максим Иванович тут же. Вдруг посреди разговора Максим Иванович говорит:

— Вот, дымок пошел.

Но никто не обратил на это внимания. Максим Иванович через некоторое время настойчивее произнес:

— Дымит. Дымит.

Но опять никто на его слова не обратил внимания, и тогда Максим Иванович уже в голос закричал:

— Да пожар же!

Тут все вскочили. Забежали за дом. И точно. За домом полыхало гумно.

Обмануть или скрыть что-нибудь от Максима Ивановича было невозможно.

Однажды, когда блаженный жил у Груздевых, хозяйка дома ради своей болезни и семейных нужд взяла у него из мешка, который он хранил на печи, сухарей. «Я немного возьму, не узнает Максим», — решила она. ;

Но Максим Иванович, как вошел в избу, схватился за голову и закричал:

— Заворовали! Заворовали! Житья у вас нет. Заворовали!

Пришлось ей все рассказать.

Pages: 1 2

Комментарии закрыты.