Мученики Флор и Лавр
Август 30th 2010 -
Икона Чудо о Флоре и Лавре
XVII в Иркутский областной художественный музей
Почему братья считаются покровителями животных
Зародилось чинопочитание святых мучеников как покровителей домашних животных, в особенности лошадей, уже в XIII веке. Свидетельства о чудесных исцелениях, исходящих от мощей праведных мучеников описывал новгородский паломник Антоний уже в 1200 году.
С тех пор в Новгороде бытовало предание о прекращении падежа скота и врачевание животных через молитвы Флору и Лавру.
В Древней Руси икона святых Флора и Лавра была в каждой крестьянской семье потому что лошадь являлась основной кормилицей. Ко дню памяти мучеников-братьев, крестьяне старались закончить все работы в поле, чтобы освободить животных от работы.
Лошадей приводили на церковные паперти, украшали яркими попонами, вплетали в гривы различные ленты и цветы. После праздничного богослужения коней окропляли освященной водой. Сейчас эту икону часто можно встретить на конюшнях и в ветеринарных клиниках.
Иконография: Чудо архангела Михаила о Флоре и Лавре Датировки: XIX в. Материал: Дерево, левкас, темпера. Размеры иконы: высота 101 см, ширина 82 см Композиция иконы делиться условно на 2 части: верхнюю и нижнюю. Наверху в центре изображен ангел. Архангел Михаил изображен в рост, в фас, стоящим на пригорке. С левой и правой сторон помещены фигуры святых Флора и Лавра. Они представлены в рост, в повороте ¾, в легком наклоне вперед. Немного ниже изображены фигуры двух коней в профиль, вставших на задние ноги. На первом плане иконы изображения трех всадников и лошадей у водопоя. Инв. № КГИАХИМ КП 5504. © Каргапольский государственный историко-архитектурный и художественный музей
Лошадиный праздник
На второй день третьего Спаса пахал мужик свой «пар», чтобы посеять озимую рожь. Лошадь заартачилась и остановилась; принялся мужик хлестать её кнутом, а потом стал из всех сил колотить палкой. Лошадь пала на колени и заржала. Хозяин осыпал её бранью и проклятиями и пригрозил вспахать на ней целую десятину в один день. На этот сказ, откуда ни взялись, два странника с посохами.
«За что ты бьешь лошадь? — спрашивают они мужика. — Ведь ты ответишь за нее Богу, всякая животина на счету у Бога, а лошадь и сама умеет Ему молиться[1]. У вас, вот, на каждой неделе полагается для отдыха праздник, а у коня твоего в круглый год нет ни единого. Завтра наш день — Флора и Лавра: вот мы и пришли заступиться и посоветовать свести твою лошадь на село к церкви и соседям то же наказать, если хотят, чтобы лошади их были здоровы и в работе крепки и охотливы. Мы приставлены к лошадям на защиту. Бог велел нам быть их заступниками и ходатаями перед Ним».
Такова нехитрая пензенская легенда, свидетельствующая своим давним происхождением о повсеместном чествовании избранного святого дня Флора и Лавра. По орловскому поверью, почитание этих святых мучеников вызвано следующим случаем. Оба брата, Флор и Лавр, жили тем, что ходили по деревням и рыли колодцы. Один раз работа их была настолько неудачна, что обвалилась земля и похоронила обоих, и притом так, что никто этого не заметил. А колодец, между тем, завалился обычным порядком. Необычна была лишь та лужица, которая стала протекать из обвала и обнаружила чудодейственную силу: ходившая сюда чахлая лошаденка одного мужика начала добреть, — не с овса (так оказалось, по справке у хозяина), а именно от этого самого пойла. Стали гонять своих кляч сюда и другие и достигли того же. Тогда вздумали мужики рыть на этом месте колодезь и наткнулись там на Флора и Лавра: стоят оба брата, с железными лопатами в руках, целы и невредимы. Замечательно, при этом, стремление легенд приурочить этих святых греческой церкви к сонму святых русской церкви, как наиболее освоившихся с нуждами русского народа. В древней Смоленщине (Дорогобужск у.) существует, напр., такая легенда. Святые Флор и Лавр были по ремеслу каменщики и находились в числе строителей стен Киево-Печерской лавры. Один раз, когда они обламывали камни, осколок одного отлетел так неудачно, что попал в глаз единственному сыну и наследнику князя, заведывавшему работами. Разгневанный князь приказал закопать обоих братьев по пояс в землю и держать в ней до тех пор, пока не исцелится глаз, а в случае, если глаз вытечет, то князь собирался виновных закопать совсем в землю живыми. По молитвам братьев, Господь исцелил больного, и святые получили свободу.
Хотя эта легенда и оправдывает обычай прибегать к этим святым с молитвами при глазных болезнях, но такой обычай — исключительный и узкоместный. Главное же и основное верование не утрачивает своей силы на всем пространстве русской земли. В Москве, на Мясницкой, против почтамта, и около старинной церкви Фроловской, вдоль стены бывшего строгановского училища живописи, можно было любоваться выставкою первостепенных московских рысаков, приводимых сюда для молебствия и до сих пор составляющих любительскую слабость купечества, глубоко вкоренившуюся в городские нравы. Другой такой разнообразной и блестящей выставки, не похвальбы, мольбы ради, только один раз бесплатно предоставляемой для обозрения любителям, положительно нигде уже нельзя видеть на всем пространстве Великороссии. Праздные и шаловливые посетительницы кавказских вод, в этот же день, на обширной площадке казачьей станицы, подле православной церкви греческого стиля в Кисловодске, могут любоваться теми скакунами всякого роста и возраста, с довольно разбитыми ногами, на которых совершаются горные прогулки. Скакунов приводят сюда для служения молебна св. мученикам и окропления св. водою, освященною тут же на площади. Тот же обычай наблюдается и на севере. «До 300—400 голов лошадей приводят в село, — сообщает наш корреспондент из Никольского уезда, Вологодской губ., — для окропления св. водою». Лошади рабочие, местной мелкой породы, по большей части, рыженькие; шерсть у них не лоснится, как у московских рысаков, а зачастую хохлатая, так что не расчистить её самой крепкой скребницей; неказисты они видом, но похвальны обычаем: нетребовательны в пище и изумительно выносливы: им нипочем те лесные дороги, где всякая другая порода лошадей надрывается. На «лошадиный праздник» пригоняют их подкормленными овсецом и даже круто посоленным яичным хлебцем[2]. Гривы и хвосты расчесаны, и в них вплетены девками ленточки или лоскуточки кумача, или ситцев самых ярких цветов.
Для «конной мольбы» в некоторых местностях (Вологодск., Костромск., Новгородск. гг.) существуют особые деревянные часовни, нарочито предназначенные для чествования мучеников в заветный их день. Некоторые часовни находятся в значительном удалении от сел, на лесных полянах (как, напр., в лесах вологодских и ветлужских) и стоят в течение всего года совершенно забытыми, а на праздник мучеников привлекают поразительное многолюдство и получают особое оживление. После торжественной обедни, крестьяне — кто верхом, кто пешком, кто в телеге — отправляются, по местному выражению, «к пиву». Лошадей набирается так много, что поляна перед часовней сплошь покрывается ими. За версту от часовни раскинулось ровное поле, где, по окончании молебствия, начинаются скачки (новое доказательство древности лошадиного праздника, а равно и того, что самые часовни представляют позднейшие сооружения, освятившие собою места древних игрищ). С постройкой одной из таких часовен, в ветлужских лесах, предание связывает явление иконы св. мучеников при источнике из горы (лет 300 тому назад). Из часовни впоследствии образовалась церковь, стоящая одиноко в темном лесу, в 17 верстах от жилья. «За сто верст (свидетельствует корреспондент) со всех сторон, съезжаются сюда служить водосвятный молебен после обедни, а также и после того, как все верхом, по три раза, успеют объехать кругом церкви. Священник выносит крест со святою водой, благословляет крестом и все время кропит, причем каждый, проводящий мимо него лошадей, старается о том, чтобы хотя одна капля св. воды попала на лошадь. Как только все объехали, священник осенит крестом и скажет: „С Богом“ — тогда все разъезжаются по домам».
Обычные скачки на лошадях вперегонку (отчего кое-где и самый праздник получает название «скакалки») сохранились далеко не везде. Даже в той же Вологодск. г. (в Вельском уезде) «фролят» только любители из взрослых, т. е. скачут вперегонку в первое воскресенье, следующее за Петровым днем. Оно называется «конною мольбой», именно потому, что в этот день установлено молебствие о лошадях, и каждый хозяин приводит на площадь, если не всех, то по крайней мере одну лошадь. Зато повсюду установлено общим и неизменным правилом кормить в этот день лошадей в полную сыть и ни в каком случае на них не работать (даже на скачках седлать лошадей не принято). Во всяком случае, «Фролы», или, по крайней мере, самый день праздника отличается в деревне особым торжеством, в лесных же губерниях этот день замечателен по обилию яств и питей. Избы к тому времени чисто вымыты, хозяева принаряжены, пива наварено вдосталь, гости не спесивы, а потому и пир легко и скоро идет в гору и доходит до тех криков, когда все галдят, и никто друг друга не слушает, и даже до беспричинной ссоры и кровавой драки. «На Фролах» дают себе волю выпить лишнее и женщины, что составляет исключение, сравнительно с прочими деревенскими праздниками. Это особенно заметно в вологодских краях: «Мужики, которые любят винцо, пьют очень мало, даже некоторые совсем отказываются, зато уж бабы пьют за себя и за мужиков, бабы и старухи уже поздно вечером еле плетутся домой».
И на этот раз, как при чествовании Власия, в стройный однообразный ряд обрядов христианского молитвенного чествования св. Флора и Лавра врывается кое-где, как осколок доисторической веры, обряд нелепых жертвоприношений, подобный тому, который замечен был в Пермской губ. и так описан самовидцем: «На вспаханном под пар поле, сплошь усеянном народом, лежат в крови и корчатся в предсмертных судорогах голов до 20-ти животных, издающих душераздирающие стоны и хрипение. Вот ведут на веревке к „жертвенному полю“ молодого бычка. На него набрасывается, с криком и шумом, толпа народа, и через момент несчастное животное лежит уже распростертым на земле, придавленное толпой жертвователей. А в это время проходит жрец конца XIX века с невозможно тупым ножом и начинает пилить животному горло. Процесс пиления продолжается не менее четверти часа. Помощники жреца тотчас же приступают к потрошению. Таким образом, ко времени, когда у животного будет окончательно перерезано горло, с него успеют содрать всю шкуру и отрезать ноги. Затем начинается жаренье животных на кострах. Около двух часов ночи, раздается удар в колокол, возвещающий, что жертвенное кушанье поспело, и толпа набрасывается на горячее мясо с криком и дракою, причем большинство желает получить мясо ради его „особо освященного свойства“. Обряд этот и пиршество, под общим именем „скотского праздника“, совершается не иначе, как в день Флора и Лавра». «Не ирония ли это судьбы (справедливо замечают в газете „Уральская жизнь“, сообщившей об этом событии), что подобное медленное истязание животных происходит в скотский праздник?»
Примечания
1. На основании этого поверья, и в черноземных губерниях соблюдается обычай вешать в конюшнях, с правой стороны, над яслями образ Флора и Лавра; редкий решается (напр., в Пензенск. г.) там испражняться, и в редких стойлах не подвешена убитая сорока (чтобы лошади были веселее).
2. В некоторых местах, заведен обычай закапывать фроловскую просфору (ржаную). Каждый домохозяин несет за пазухой одну такую просфору, чтобы разломить дома на кусочки и дать по частице каждой дворовой скотине, начиная с коня и кончая поросенком.
Pages: 1 2
