Каноны и церковная жизнь
Март 2nd 2015 -
***
Еще одна проблема церковного устройства связана с конституированием прихода. «Приходом, — по определению, данному в ныне действующем «Уставе», — является община православных христиан, состоящая из клира и мирян, объединенных при храме. Такая община составляет часть епархии, находится под каноническим управлением своего епархиального архиерея и под руководством поставленного им священника-настоятеля»9. Сравним это определение с тем, какое дается приходу в «Определении о православном приходе» Поместного Собора 1917—1918 гг.: «Приходом в Православной Церкви называется общество православных христиан, состоящее из клира и мирян, пребывающих на определенной местности и объединенных при храме, составляющее часть епархии и находящееся в каноническом управлении своего епархиального архиерея, под руководством поставленного последним священника-настоятеля»10. Разница в формулировках почти только редакционная, но за исключением одного существенного момента. Из формулировки действующего «Устава» изъято указание на пребывание клириков и мирян прихода «на определенной местности». Новое определение прихода отражает реальное положение дел, когда фактически отсутствует обусловленность принадлежности к приходу местом жительства прихожанина, во всяком случае, в больших городах.
Реальность – вещь серьезная, но и она подлежит оценки с канонической точки зрения. Административное деление Церкви строится, как известно, на территориальном, а не на национальном, языковом, социальном, культурном или каком-либо еще принципе. В нормальных условиях православные христиане любой национальности, проживающие на одной территории, составляют один приход и окормляются одним епархиальным епископом, принадлежат одной поместной Церкви, ибо, по слову апостола Павла, во Христе «нет ни еллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного» (Колосс. 3, II). При этом в своем территориальном размежевании поместные Церкви, епархии и приходы сообразуются с политико-административным делением, с установленными государственными и административными границами. Помимо очевидных удобств, этот принцип находит косвенное обоснование в самих канонах. Так, 38-е прав. Трулл. Соб. гласит: «...Аще царскою властию вновь устроен или впредь устроен будет град, то гражданским и земским распределениям да следует и распределение церковных дел». На уровне поместных Церквей при всей болезненной остроте и неулаженности проблемы диаспоры этот принцип все-таки признается за основополагающий, он соблюдается и в размежевании епархий, но с делением епархии на приходы дело у нас сейчас обстоит иначе.
Конечно, и в синодальную эпоху всякий православный мог молиться, исповедоваться или причащаться в любом, а не только в своем приходе, и в любом соборном или монастырском храме. Но важнейшими требами: крещением, браковенчанием, отпеванием — прихожанин был связан со своим приходом, так что отступления от установленного в этом отношении порядка могли допускаться лишь при их серьезной мотивации. Разрушение структуры приходских границ происходило у нас по трем основным причинам. Устранение приходов от ведения метрических книг, имевшее место на заре советской истории, фактически устранило прежде поддерживаемый государственными властями порядок совершения треб, связанных с актами гражданского состояния. Кроме того, гонения на Церковь в советскую эпоху побуждали малодушных, или деликатнее сказать, осторожных христиан заметать следы своего участия в церковной жизни и уже в этих целях посещать разные храмы. Наконец, условия жизни в большом городе с его сложной транспортной системой, с тем, что место службы у большинства его жителей расположено далеко от места проживания, делают близлежащий храм не всегда самым доступным. В суммирующем результате все эти обстоятельства выветрили из сознания многих современных христиан саму необходимость принадлежать к определенной приходской общине, либо, при сохранении сознания такой необходимости, позволять себе в этом отношении полную свободу выбора, мотивируемую часто субъективными пристрастиями.
Конечно, нет ни необходимости, ни реальной возможности эту свободу выбора упразднить либо существенно ограничить, приписав всех православных к определенным приходам, как это было в синодальную эпоху. Но помимо принципиальных канонических соображений, есть и вызываемая пастырскими соображениями реальная нужда в том, чтобы границы между приходами были все-таки обозначены, даже и в больших городах. Острота такой необходимости становится особенно очевидной, когда мы рассматриваем ситуацию с вызовами священников к тяжело больным или находящимся при смерти христианам. Внесение порядка в размежевание приходов могло бы существенно уменьшить случаи, когда священнику приходится ехать на другой конец города к умирающему, рискуя не застать его живым и ставя в трудное или безвыходное положение тех, кто обратится за подобной же требой в свой приходской храм и не успеет застать священника в своем приходе, потому что он отъехал в чужой. Первым шагом в восстановлении правильной территориальной структуры приходов могло бы стать включение в уставное определение прихода указания на его территориальную привязку, иными словами, упоминание о принадлежности к приходу православных христиан, проживающих на определенной местности, как это значилось в «Определении о православном приходе» Поместного Собора 1917—1918 гг.
***
Весьма актуальна проблематика, связанная со сферой церковного брачного права, которая по существу не была затронута церковным законодательством со времени Поместного Собора 1917—1918 гг. и нуждается поэтому ныне в таком регулировании, которое бы соответствовало сложившейся правовой ситуации, радикально отличающейся от той, что имела место в синодальный период. Принципиальная новизна заключается в существовании светской юрисдикции брачных отношений, параллельной церковной юрисдикции, а также в том, что венчание брака не имеет гражданско-правовых последствий. Церковь в своем отношении к гражданскому браку занимает единственно возможную двойственную позицию, уважая его и считаясь с ним, она в то же время не уравнивает его с браком церковным. Но этот принципиально ясный и бесспорный подход служит всего лишь ориентиром к решению многочисленных коллизий, возникающих в пастырской и церковно-судебной практике, и сам по себе однозначных ответов не дает.
Бесспорно, что пастырь не должен отказывать в Причастии христианину, или чаще, христианке по обвинению в блудном сожительстве, если он или она состоят в гражданском браке, когда браковенчание не может быть совершено из-за неверия, иноверия или хотя бы упорного нежелания пойти на это другой стороны. Но уместно ли такое же снисхождение, когда и муж и жена принадлежат к Православной Церкви, исповедаются и причащаются, но тем не менее в течение продолжительного времени откладывают венчание или явно уклоняются от него? С другой стороны, в отдельных случаях как раз непризнание гражданского брака за брак может служить основанием для принятия решения в духе икономии, а не акривии. Например, в ситуации, когда лица, находящиеся в третьем гражданском браке, который допускается в Церкви лишь при наличии определенных условий – возрасте до 40 лет и отсутствии детей, либо в четвертом браке, совершенно не допустимом в Церкви (Томос Единения), пожелают венчаться, то не отказать им в этом можно лишь при том условии, если не признавать их прежние гражданские браки за действительные. В противном случае, при признании действительности их прежних гражданских браков венчание становится невозможным, даже если одна из сторон состоит в первом браке.
В настоящее время решения подобных казусов приходится находить в каждом конкретном случае, и не исключено, что священники и даже епархиальные власти по аналогичным делам принимают разные решения ввиду отсутствия регулирующей церковнозаконодательной базы. Из представленных здесь соображений совершенно очевидной становится актуальность разработки церковного законодательства в области брачного права, учитывающего современную ситуацию, главная особенность которой в этом отношении в сравнении с синодальным периодом, как было уже сказано, в параллельном существовании гражданской юрисдикции браков.
У нас сложилась совершенно разумная и единственно допустимая практика венчать лишь тех лиц, гражданский брак которых уже зарегистрирован, ибо гражданское брачное право не знает таких препятствий к браку, которые бы ничего не значили в церковном праве. Но такая согласованность норм имеет, конечно, частичный и односторонний характер, и обусловлена крайним либерализмом гражданского брачного права относительно препятствий к браку, ибо во многих случаях гражданский брак регистрируется при наличии несомненных препятствий к браку с точки зрения церковного права: например, брак после расторжения четвертого брака, брак при наличии кровного родства, скажем, в 4 степени, при наличии свойства хотя бы и в 1-й степени. Очевидно, что священник или епископ не может принимать решение о допустимости венчания во всех случаях, когда существует гражданский брак. Более того, в отдельных случаях, особенно при близком кровном родстве, и вообще при наличии расторгающих препятствий, имеет смысл настаивать на прекращении кровосмесительного сожительства, например, между двоюродными братом и сестрой (54 прав. Трулл. Соб.), или сожительство с падчерицей после прекращения брака с ее матерью хотя бы и при наличии гражданской регистрации брака, либо брака на родной сестре первой жены (78 прав. Вас. Вел.).
Настоящая тема дает повод поставить вопрос о возможности для Священноначалия ходатайствовать перед гражданской властью о таких модификациях брачного законодательства, которые бы учитывали хотя бы отчасти нормы церковного брачного права, не только религиозно обусловленные, но и разумные с биологической и нравственной точек зрения: о запрещении вступать в брак лицам, состоящим в кровном родстве до 4-й степени включительно, либо ближайших степенях свойства. Представляется также, что не вовсе бесперспективно добиваться признания государством гражданско-правовых последствий церковного брака, иными словами, признания его гражданско-правовой действительности. Никакого противоречия конституционному принципу светского государства в соответствующем акте государственной законодательной власти было бы нельзя усмотреть. Только в случае принятия подобного акта можно бы стало венчать браки без предварительной регистрации их в гражданском порядке.
В представленном докладе пунктирно обозначены лишь некоторые из особенно актуальных проблем правовой жизни Церкви. Но уже простой перечень их говорит о насущной необходимости интенсификации церковного правотворчества. При этом, чтобы исключить принятие опрометчивых решений, издание всякого нового церковнозаконодательного акта требует солидной предварительной проработки и экспертизы. Путеводной же нитью в церковном правотворчестве могут быть только каноны, прочитываемые и интерпретируемын не буквально, но с учетом всех обстоятельств времени их издания и настоящего времени с его иной спецификой, читаемые не по букве, но в духе, которым руководствовались Отцы, всегда действовавшие по примеру Того, Кто, по слову Пророка, «трости надломленной не переломит, и льна курящагося не угасит» (Ис. 42, 3).
1. Jустин Попович, архимандрит. Догматика Православне Цркве. Кн. 3, Београд, 1978, с. 257.
2. К церковному Собору. Сборник. СПБ, 1906, с. 127.
3. Там же, с. 128.
4. Там же, с. 146.
5. Сергий (Страгородский), архиепископ. О составе ожидаемого чрезвычайного Поместного Собора Российской Церкви. СПБ, 1905, с. 5 – 6.
6. Там же, с. 10.
7. Там же, с. 27.
8. Русский архив, 1906, 3, с 23.
9. Цит. по: Русская Правосланая Церковь и право: комментарий. М., 1999, с. 69.
10. Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви. Вып. 3. М., 1918, с. 13.
Богословская конференция Русской Православной Церкви
«Православное богословие на пороге третьего тысячелетия»
документ П-3.1
Метки: Каноны
